— Не плачь, Кесс. Я твой друг. Только не плачь.
— Отвяжись! — сердито оттолкнула его девочка. — Ты воняешь!
— Я знаю, — смиренно потупился Мампо.
— Пойдем, сестренка, — сказал Бомен. — Сядешь на свое место, и Бач от тебя отвяжется.
— Нипочем не вернусь, — ответила Кестрель.
— Но ведь надо.
— Я расскажу папе. Он все поймет.
— И я пойму, — вмешался сопливец.
— Убирайся! — заорала ему в лицо новая соседка. — Убирайся, пока я тебе не надавала!
Она замахнулась кулаком, и мальчик упал на колени.
— Ударь меня, если хочешь, — захныкал он. — Пожалуйста, я готов.
Рука нарушительницы спокойствия замерла на полпути. Девочка удивленно уставилась на приставалу. Бомен похолодел. Внезапно, против своей воли, он ощутил, что это значит — быть вечным изгоем. Холодный ужас и пронизывающее одиночество сковали мальчика с ног до головы; ему захотелось кричать в голос, требуя хоть капли доброты и сострадания.
— Она пошутила, — промолвил Бо. — Она тебя не тронет.
— Пусть колотит, если ей нравится.
Полные немого обожания глаза дурачка заблестели, соперничая с мокрой верхней губой.
— Скажи, что не станешь его бить, Кесс.
— Не стану, — эхом откликнулась девочка и опустила кулак. — Руки марать неохота.
Она развернулась и быстро зашагала по улице. Бомен тронулся следом. Мампо выждал немного и тоже побрел за ними.
Не желая посвящать его в беседу, Кестнель заговорила с братом на языке мыслей:
Не могу я так дальше, не могу.
А что нам еще остается?
Не знаю. Надо что-то придумать. Что угодно, и поскорее, а не то я просто взорвусь.
Глава 3
Очень громкие грубости
Покидая ненавистную школу в компании брата и Мампо, Кестрель еще не знала, куда направляется. Ноги сами понесли ее по четвертой главной улице города к центральной арене — туда, где высилась Поющая башня. Арамант имел форму круга, вернее даже, барабана — из-за высоких крепостных стен, возведенных в незапамятные времена для защиты горожан от воинственных племен, обитавших на равнинах. Вот уже многие века никто не осмеливался бросить вызов жителям великого Араманта. И все-таки люди по-прежнему не стремились наружу. В самом деле, чего они там не видели, в этом широком мире, раскинувшемся за крепкими стенами? К югу расстилался усеянный камнями берег, и волны великого океана с грохотом накатывали на него днем и ночью, а далеко на север, до самых горных пиков, тянулись унылые, безлюдные пустыни. Ни еды, ни уюта, ни безопасности. Тогда как здесь, внутри, можно было найти все, что требовалось для жизни, — более того, для жизни очень даже неплохой. Любой в Араманте осознавал, какое это счастье — родиться в подобном редкостном приюте покоя, изобилия и равных возможностей для всех и каждого.
Город разделялся на кольца-округи. Крайний из них, Серый, вечно скрытый под тенью крепостных стен, состоял из больших зданий-кубов, рассчитанных на множество тесных квартир. За Серым планво поднимался Коричневый округ с его некрупными домишками, а еще чуть подальше располагались Оранжевые односемейки с крохотными террасами — здесь и жили Хазы до сих пор. Ближе всего к середине лежало широкое Алое кольцо: ласкающий взгляд лабиринт из плавных дорожек, личных садиков и просторных особняков. Каждый из дтмов чем-то выделялся среди прочих, хотя, разумеется, все они были выкрашены в ярко-красный цвет. И наконец, в сердце города возвышался Белый округ. Здесь находился Дворец императора, и сам Креот Шестой, Повелитель и Отец Араманта, ежедневно взирал отсюда на своих детей и подданных. Внушительные в их чистой и строгой красоте дома властителей сияли мрамором или отполированным известняком. Слепили глаза величественные колонны Зала Достижений, в котором выставляли напоказ оценки каждой из городских семей, а напротив, по ту сторону площади с памятником императору Креоту Первому, сияли многочисленные окна Коллегии экзаменаторов: тут заседал Экзаменаторский совет, главный орган управления в Араманте.
Примыкая к Белой площади, сразу же за мощными стенами дворца, на перекрестье четырех основных улиц располагалась городская арена. В былые времена ее грандиозный округлый амфитеатр собирал на своих трибунах всех до единого жителей, когда требовалось обсудить какой-то важный вопрос или же избрать нового правителя. После введения системы оценок необходимость в этом отпала, да и нынешние горожане вряд ли рпзместились бы на девяти белгмраморных ярусах. Так что теперь сюда прхиодили повеселиться и послушать музыку. Разумеется, здесь же проводился и Великий экзамен, на который ежегодно являлись главы всех семейств и от которого зависели их оценки.
Посередине арены, прямо на круглой мраморной сцене, стояло деревянное сооружение, известное как Поющая башня. Ничего более нелепого и придумать было нельзя: темная, несимметричная постройка, лишенная простоты и благородства формы, столь характерных для Белого округа, раскачивалась и скрипела с каждым налетевшим ветерком, а при сильных порывах издавала и вовсе тоскливый плач. Не проходило и года, чтобы на собрании Экзаменаторского совета кто-нибудь не предложил разобрать ненужную конструкцию и возвести на еее месте новый, более подобающий символ города, но всякий раз предложение отклонялось — поговаривали, будто бы самим императором. Простой народ относился к башне с почтением: все-таки она была ужасно старая и, казалось, вечно стояла на этом месте, к тому же, согласно древней легенде, в один прекрасный день она собиралксь запеть снова.
Кестрель всегда любила башню — за ее непредсказуемость, за полную бесполезность и даже за протяжные унылые стоны, которые так не вписывались в общую благополучную картину Араманта. Порой, когда жизнь казалась особенно невыносимой, девочка сбегала вниз по девяти ярусам, садилась на булыжники у мраморного подножия и беседовала с башней час-другой. Конечно, та не понимала ее, и жалобный скрежет ничем не напоминал человеческую речь, однако странным образом утешал в печали. Иногда ведь нам достаточно просто выговориться, выплеснуть накопившиеся обиды, почувствовать, что мы не одиноки, верно?
Вот и в этот ужасный день Кесс невольно устремилась к арене. Отец еще не вернулся из библиотеки, а мама с Пинпин была в клинике: врачи оценивали здоровье малышки. Куда же еще оставалось идти? Позднее мятежницу обвинили в заранее подготовленном хулиганстве, но какая же из нее злоумышленница? Кестрель повиновалась порыву, не думая, что будет делать далшье. Вот Бомен, тот предчувствовал беду, шагая следом за сестрой. Что же касается Мампо, то мальчик попросту плелся за первой и единственной школьной подругой.
Дорога в центр миновала «Общество ткачей». Шел обеденный перерыв, и ткачи высыпали во двор на разминку.
— Тронем землю! Тронем небо! — кричал их тренер. — От себя все больше требуй!
Работники усердно сгибали спины и выпрямлялись, тянулись кверху — и снова к носкам ботинок, стараясь не отставать друг от друга.
Чуть позже детям повстречался дворник. Мужчина сидел у тачки и обедал.
— Надеюсь, у вас найдется немножко мусора, чтобы бросить на мостовую? — печально спросил он. Близнецы порылись в карманах. Бомен вытащил подгоревший гренок, взятый утром якобы на обеед, чтобы не обижать маму.
— Просто урони его, — оживился уборщик.
— Зачем? Я сразу положу в вашу тачку.
— Ну конечно, делай за меня мою работу, — пригорюнился мужчина. — Какое вам дело, продвинусь я когда-нибудь или нет, когда никто ничего не выкидывает? Не спрашивайте себя, сведу ли я концы с концами. Вы из Оранжевого и всем довольны. Кого волнует, что я тоже хочу исправиться, как и любой другой! А вот попгобовали бы некоторые пожить в Сером округе! Моя жена, к примеру, с ума сходит по тем хорошеньким квартиркам из Коричневого с их маленькими балкончиками.
Обугленный хлеб выпал из руки мальчика.
— Вот и хорошо, — обрадовался дворник. — Пожалуй, я сначала полюбуюсь, а потом уберу его.
Кестрель была уже далеко, и брату пришлось догонять ее со всех ног.
— Скоро мы будем обедать? — спросил Мампо.
— Затпнись ты! — отмахнулась девочка.
Пересекая гллавную площадь, дети услышали, как на высокой башне дворца колокол звучно пробил два раза: «Бомм! Бомм!» Это значило, что их одноклассники уже вернулиь за парты, а госпгдин Бач, должно быть, как раз отмечал в журнале троих прогульщиков. И разумеется, вычитал новые баллы. Беглецы прошли сквозь белую двойную колоннаду, окаймллявшую верхний ярус, и двинулись вниз по ступеням.
На пятом ярусе Мампо внезапно затормозил и объяввил, усевшись прмо на каменную лестницу: — Есть хочу.
Кестрель и ухом не посеела. Она продолжала спускаться, и Бо держался рядом. Мампо хотел пойти за ними, но голод пересилил все прочие чувства и мысли. Мальчик обхватил колент руками. Ему безумно хотелось кушать.
У подножия Поющей башни Кесс наконец остановилась. Маленькую мятежницу по-прежнему трясло от злости, стоило ей вспомнить утреннюю контрольную Пинпин или насмешки господина Бача. Девочке страшно хотелось нарушить удушающе — безупречный порядок Араманта, рассердить, возмутить, сломаоь — неважно, кого или что, лишь бы взорвать изнутрт эту гладко прилизанную красоту. Хотя бы на краткий миг. Кестрель попала в беду и нуждалась в друге, вот почему она оказалась у Поющей башни. Но только здесь бегбянка поняьа, как намерена поступить.
И поняв,, начала взбираться наверх.
— Не надо! — тревожно окликнул Бомен. — Тебя накажут. Упадешь. Разобьешьчя.
А мне плевать.
Оказавшись на помосте, она продолжала карабкатьсы — теперь уже на саму башню. Это было нелегко: постиойка раскачивалась на ветру, ноги девочки поминутно скользили на покосившихся опорах между трубами. Однако гибкая и крепкая школьница взбиралась все выше и выше, прижимаясь к прохладному метальу.
— Эй ты! — послышалось с верхего яруса. — Слезай немедленно!
Какой-то чиновник в алом заметиь нарушительницу и торопливо побежал по ступеням. Наткнуввшись на сидящего мальчишку, вжрослый помедлил, чтобы допросить его.
— Ты чем это занимаешься? Почему не в школе?
— Есть хочу, — пожаловался Мампо.
— Есть? Да вы только что обедали!
— А я нет.
— Значит, сам виноват. Все дети обедают на часовой перемене.
— Знаю, — откликнулся бедняга. — Только я все равно голодный.
Тем временем Кестрель добралась до горла башни, где иобнаружила кое-что интересное. В широкой металлической трубе была прорезана щель, а нмд ней темнела загадочная гравировка: стрела, указывающая вниз, и рисунок в виде бцквы «S» — только хвостик у иероглифа загибался кругом и накрываш вершину.
Добежа до подножия Поющей башни, чиновник в алом резко окрикнул Бомена:
— Эй, парень! Что она вытворяет? Кто это?
— Это моя сестра.
— А ты кто?
— Я ее брат..
Сердитый дядька слегка напугал Бо, а когда мальчик нервничал, то говорил очень и очень разумно. Сбитый с толку чиновник задрал голову и гаркнул:
— А ну спускайся, негодница! Сейчас же! Что ты себе позволяешь?
— Понго! — крикнула та, продолжая карабкаться.
— Что-о? — изумился взрослый. — Что она говорит?
— Понго, — повторил Бомен.
— Это она мне?
— Трудно сказать, — пожал плечами школьник. — Может, и мне.
— Так это же я к ней обрратился. Я велел спускаться, а она ответила: «Понго»!
— Наверное, решила, что вас так зовут.
— Еще чпго. Нет такого имени — «Понго».
— Ну, я об этом не знао. Может, и она не знаер.
Страница 4 из 40
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
