Этой ночью мы расположились лагерем у истоков ручья. Мы с Яношем обсуждали, как двигаться дальше. На карте наблюдателя эти утомительные лиги по глухим холмам и долинам ничем особым отмечены не были. Пользуясь двумя пройденными ориентирами, указанными на карте, мы с помощью компаса наметили направление, которое, по нашему убеждению, должно было привести нас к следующему ориентиру. Я неожиданно открыл в себе скрытый талант: мне понравилось разбираться в картах и рисовать их. Я очень внимательно отнесся к прокладыванию дороги в этих далеких землях, так что, если бы нам пришлось вынужденно возвращаться, я думаю, мы без труда вернулись бы в ту же самую точку, не блуждая, как мы это делали ранее, попадая то в топь, то в тупиковый каньон.
После ужина меня отыскал старший проводник и сказал, что прибрежникам дальше заходить не полагается и что завтра они и вьючные животные отправляются назад, к берегу. Я чуть не вышел из себя, но сдержался, чему был рад. Я сказал ему, что вообще-то мы договаривались, что они будут с нами все путешествие, которое к тому же только началось. Это неправда, сказал он. Они соглашались идти с нами до края света. А это место, где река прекращала свое течение, как раз и было краем. Ну хорошо, сказал я, а что же там, дальше? Вон те заросли деревьев, они где? Он пожал плечами. Ответ был очевиден. Для него это был другой свет, другой мир, поскольку, по твердому убеждению, этот мир заканчивается у этого ручья, а непознаваемый тот мир принадлежит другим племенам и народам. Он улыбнулся и сказал, что не сомневается в благосклонности этих племен к таким людям, как мы. И добавил, что там мы найдем новых носильщиков и вьючных животных.
Завязался спор, в котором я быстро отставил в сторону соображения морали, упирая на материальную выгоду. Очевидно, сказал я, до сей поры по недоразумению присутствовало взаимное непонимание по этому вопросу. Я откровенно предложил проводнику не только возможность прославиться среди собственного народа и даже дальше, вплоть до моей отчизны, но и богатство. Я удвоил его ставку и еще сказал, что по завершении экспедиции, вернувшись на Перечное побережье, они будут иметь возможность по собственному выбору взять любое наше оружие или одежду. Это предложение вызвало интерес, но проводник печально сказал, что все равно решиться трудно. Очень, очень трудно. Я предложил, чтобы Л'юр и его моряки, перед тем как мы отправимся домой, построили бы прибрежникам новые и более удобные жилища. А если мне удастся благополучно добраться до Ориссы, то в первом же торговом рейсе я заеду к ним и привезу из дому богатые подарки. Но он продолжал покачивать головой: очень, очень трудно. Я предложил редкие ориссианские специи, от которых вкус рыбы будет просто потрясающим. В глазах промелькнула заинтересованность, а затем опять: извините, но по-прежнему очень, очень трудно решиться. В доказательство моих намерений я достал из сундука и раздал каждому проводнику по две золотые монеты. Они были очень благодарны. Но... «Надо подумать... Возможно, если мы согласимся пойти дальше... но нет, это очень, очень трудно». А если новые сети и новые лодки для рыбаков? Прекрасно, но все равно очень трудно. А вы только представьте, как ваши жены, наложницы и дочери будут выглядеть в наших ярчайших и тончайших шелках. А?
Закончил я с этим делом только после полуночи. Прибрежные люди уединились обдумать предложения. Наконец их предводитель сказал: — Вы оказали мне... нам великую честь. Черная Акула с присущей ему мудростью разглядел в вас ценного друга.
— Так вы идете с нами?
— Путешествие... это очень, очень трудно. — Он улыбался и уважительно поклонился мне. — Но что за жизнь, когда не очень, очень трудно...
Измотанный, я отправился спать. Уже лагерный костер превратился в золу. Тем не менее я был доволен тем, что сын искусного в переговорах, дипломатичного Пафоса Карима Антеро добился своего.
Я заснул, гордясь собой. А проснулся одураченным. Каким-то образом, когда стражи уснули, перед самым рассветом прибрежники исчезли. Следы вели на запад, обратно к побережью, к их дому. Сначала я разозлился. Ведь они же согласились, разве нет? Янош едва удерживался от смеха, объясняя мне, что это племена хитрецов, которые не могут напрямую сказать «нет» и пользуются любыми уловками, лишь бы избежать откровеенного ответа.
— Такими, как «очень, очень трудно», — с горечью сказал я.
— Такими уловками, как «очень, очень трудно» они избегают риска нажить себе врагов.
А я-то лил медовые речи, а я-то давал им золото!
— На самом деле, — сказал Янош, — ты все делал как надо. Обрати внимание — они ведь оставили ослов и упряжь. Может быть, такова цена твоему золоту, а может быть — медоточивому языку.
Впрочем, у нас не было времени, чтобы оббсуждать случившееся. Мы с усердием принялись нагружать осликов. Задача, которая для прибрежников выглядела столь прочтой, у нас заняла полдня. А далее довелось нам изведать и каково оно — быть погонщиком. После этого только и оставалось, что в сердцах сказать: «Это очень, очень трудно». Век бы мне не слышать этого.
Земля становилась все суше, лишь вдоль редких ручейков и речушек сохранялись лужайки травы вперемешку с рощицами деревьев. Некоторое время по этим зарослям мы находили воду, а затем все чаще стали попадаться отдельно стоящие деревья без малейших признаков влаги вокруг; должно быть, глубоко под землю в поисках воды уходили корни этих растений. Тем не менее благодаря опыту Яноша нам удавалось избегать опасности остаться без воды. Стараясь не уходить далеко от маршрута, мы преследовали антилоп, которые непременно приводили нас к источникам. Также мы на них охотились, съедали мясо, а из их желудков делали мехи для воды. Правда, вода в них становилась зеленой и приобретала запах, но это было не страшно. Ослики упрямились, но тащили дополнительную кладь.
Обувь наша поистрепалась, и Янош объявил, что пришла пора узнать, как предпочитают гулять боги — босиком, а обувь сохранить для более грубой почвы. Кассини поднял по этому поводу такой вой, что мы пришли к выводу: проще каждые два-три дня изготавливать ему сандалии из желудков антилоп, чем заставлять его двигаться босиком.
Наш опыт в путешествии накапливался: мы даже увлеклись соревнованием — кто добычливее. Острые наконечники стрел сменили на деревянные, тупые. Они предназначались для пухлых непуганых птиц, которых вокруг было множество. Такой наконечник надежно оглушал птицу до той поры, пока ее не найдет охотник и не свернет ей шею. К тому же такую стрелу можно было использовать многократно, если она не терялась. Мы быстро выяснили, что не рекомендуется есть плоды или ягоды, если у них сок белый, кау молоко, а также поняли, что зачастую опасными бывают красные фрукты и ягоды. Также проверить плод на ядовитость можно было следующим образшм: растереть его о руку; если рука воспалилась — есть нельзя. Помимо источников в земле мы отыскивали естественную воду в дуплах некоторых толстых деревьев, где копилась влага после дождей.
Боюсь, в этом месте можно подумать, что мое открытие обернулось всего лишь изнурительной битвой за выживание. Прошу прощения, я добивался вовсе не этого эффекта. Несмотря на все эти трудности, питались мы хорошо, воды было вдоволь, и никто не болел, хоть условия были далеко не стерильные.
Итак, мы шли дальше и дальше. Днем, когда солнце достигало зенита, жара была такая, что воздух, казалось, плавился и дрожал в тишине. Вокруг все было окрашено в коричневые тона, а случайные островки зелени приносили взгляду облегчение. Во все стороны простиралась степь, которая постепенно переходила в пустыню. Кроме антилоп попадались и другие животные: стаи шакалов, охотящиеся семейства грозных волков. Они долго тащились за нами, пока не поняли, что здесь не будет отставших, с которыми можно легко управиться. Встречалось и несколько разновидностей крупных кошек вроде пантер — те нянчились со своими выводками, и детеныши шаловливо наскакивали на своих мамаш. Пантеры не представляли для нас угрозы в это время года.
Однажды на рассвете мы увидали на вершине одного из утесов рыкающего черногривого льва. Вдруг рядом с ним появились два верховых наблюдателя. Один из них протянул руку в рыцарской перчатке, на которой блеснуло отраженное солнце, и погладил зверя по голове. Лев зажмурился, как ручной... и наблюдатели исчезли.
Очередной иссушающий тело и душу летний день подходил к концу. Мы оказались уже в настоящей пустыне.
Вокруг лежали только обожженные камни да пески, лишь кое-где встречался колючий кустарник. У нас было несколько компасов, и все, казалось, работали исправно, канта, которую я продолжал заполнять, хотя все меньше становилось заметных ориентиров, но мы потихоньку нсчали сомневаться в верности выбранного курса. Янош сказал, что, несмотря ни на что, надо двигаться строго на восток. Когда доберемся до указанной на карте горной гряды, до которой было еще достаточно далеко, тогда и определимся точно. Пока же не следовало сомневаться ни в компасах, ни в нашем здравом смысле, иначе начнем кружить по пустыне, утыкаясь в собственные следы. Мы знали, что не первые пересекаем эту пустыню, встречались следы караванов, и это успокаивало. Иногда мы шли по их следам, если они вели на восток. Но вообще редкие караваны, как можно понять, двигались здесь во всех направлениях.
Под вечер мы увидели и тех, кто оставлял следы. Далеко на горизонте показалась череда наездников. Кочевники, предположил Янош. Они сделали вид, что совсем нас не замечают, в чем мы все сильно сомневались. Пару часов спустя мы вышли на их следы, среди которых оказались отпечатки копыт не только лошадей, но и коз. Янош сказал, что вряд ли это наблюдатели. Им ни к чему перегонять с собою скот.
— Жаль, — сказал я, — если эти люди не окажутся родственниками айфора и мы не сможем воспользоваться старыми связями. Я продолжаю считать, что та женщинп — Тепон — была весьма очаровательной. Несмотря на то, что подпиливала себе зубы.
Янош усмехнулся.
— Когда придет время мемуаров и ты, друг мой Амальрик, примешься описывать наше путешествие как исполненное на каждом шагу тягот и опасностей, не упоминай, пожалуйста, последнее твое заявление. Будет трудно поверить, что ты умирал от жажды и в то же время предавался похотливым мыслям. Что же касается айфора, то, когда я впервые познакомился с ними, за моей спиной было пятьдесят кавалеристов-ликантиан против их двадцати. И такоой вот пропорции я всегда старался придерживаться, имея с ними дело. Все кочевники, с которыми мне приходилось сталкиваться, люди отважные. А ух если они чувствуют, что у тебя есть что-то ценное, то способны на удивительную жестокость.
— Тогда будем надеяться, что они нас не заметили, — сказал я.
Янош кивнул и направился к сержанту Мэйну сказать, чтобы его люди постоянно находились в полной боевой готовности..
На следующий день выяснлиось, что с каждой стороны от нашего отряда едут по два всадника. Сначала я подумал, что это те самые призрачные наблюдатели, но эти всадники, не исчезая, продолжали час за часом держаться параллельно нашему курсу на расстоянии примерно в лигу. Кассини объявил, что чувствупт присутствие давних заклинаний, причем заклинаний, оставленных колдунами. Янош тоже сказал, что ощущает нечто.
— Традиционное покалывание в большом пальце? — спросил я.
Он покачал головой:
— Нет, совсем другое. Словно кто-то заглядывает мне через плечо.
На рассвете мы увидели позади отряд всадников, а к тем, кто ехал по бокам, добавились и пешие. И те, и другие сохраняли дистанцию. Мы старались двигаться с прежней скоростью, как из соображений экономии энергии, так и для того, чтобы не выказывать страха. Около полудня отряд наших преследователей увеличился человек до двадцати. Янош сказал, чтобы все удвоили бдительность.
Атака последовала внезапно. Если бы я случайно не оглянулся, то мог бы вообще не заметить нападения. Один из осликьв взбрыкнул и завопил — из его боков торчали две стрелы. Раздался еща один крик боли, и наш воин рухнул со стрелой, глубоко вонзившейся в бедро. На нас напали. При этом ближайший лучник находился на расстоянии полулиги! Тут же послышались военные команды. Всем приказали лечь, заставили опуститься наземь ослов. Янош и Мэйн приказали солдатам немедленно поднять щиты вокруг нас.
Я схватил за руку Кассини. Он разглядывал одну из этих стрел, долетевших с такого расстояния.
— Проклятье! — заорал я. — Кассини, произноси контгзаклинание... и быстрей!
Рот у Кассини открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег. В глазах стояла пустота. Янош поддержал меня.
— Неуверенность, — сказал он. — Внуши тому колдуну неуверенность в своих силах.
аКссини, находившийся в смятении, наконец понял, что от него хотят. Он, запинаясь, забормотал какую-то фразу, но постепенно его память прояснялась, слова потекли ровнее. Вновь словно из ниоткуда обрушился залп стрел, воткнувшись в песок, не долетев до нас. На этот раз стрел было шесть.
— Хорошг, — сказал Янош. — Еще разок. Следующий залп должен закончиться перелетом. — Он задумался на секунду. Вытянув одну стрелу из песка, он протянул ее воскресителю: — Болеп сильнше заклинание: «Брат обращается к рбату».
Я увмдел, что загорелое лицо Кассини покраснело.
— Как ты можешь....
— Делай это, приятель, или мы все сдохнем здесь!
Кассини взял стрелу в обе руки и поднес к губам. Он прошептал неразборчивые слова, затем переломил стрелу ровно посередине. Я взглянул и обомлел: летящие в нас стрелы ломались в воздухе.
— Отлично, — одобрил Янош. — Теперь распространяй это заклинание. Распространяй пошире.
Кассини подчинился. Я , не знаю, каков бчл результат воздействия, только стрелы больше не взлетали. Янош принялся было еще что-то советовать, но сам себя обонвал, пробормотав, что ничего не понимает в магии.
— Ну а теперь, Кассини, не можешь ли ты между ними и нами поставить какое-нибудь препятствие? Невидимое?
Кассини уже настолько пришел в себя, что даже губы скривил: — Это потребует слишком много энергии и истощит мои силы, поэтому я сделаю кое-что полегче... и получше.
Он набрал горсть песку, который стал пропускать через пальцы, затем лег навзничь, не переставая все это время что-то бормотать. Я посмотрел на кочевников и увидел, как точно посередине между нами и ими стал подниматься песчаный смерч, вращаясь все стремительней. Кассини, приободренный успехом, бросился к ослику, который вез его снаряжение, и начал копаться в своих мешочках, торопливо ища средства закрепить заклинание. Наши солдаты, занявк руговую оборону, томились под пылающим солнцем, но чувствовали себя в большей безопасности. Я вспомнил о том, что у нас есрь раненый, и направился к нему. Но тот уже умер. Я подозвал Яноша, который, подойдя, лишь мрачно кивнул. Он обратил внимание и на то, что ослик тоже умер, хотя получил лишь легкое ранение.
— Заколдованные стрелы, — догадался я.
— Вряд ли, — сказал Янош. — Скорее всего, яд на наконечниках. В пустыне есть где найти отраву — от гадюк до скорпионов. Зачем тратить магическую силу, когда пустыня сама производит вещество огромной убойной силы.
Кассини уже извлек порошки и жидкости и нарисовал на песве магические символц. Пыльный смерч стал больше, поднявшись в воздух уже на высоту в пятнадцать футов.
— Хорошо, — сказал Янош. — Песчаная буря, по крайней мере, спасет нас от дальнейших атак. Хотя оторваться будет трудновато. Те, на флангах, продолжают наблюдение. Мне даже кажется, что эти люди знают, куда мы направляемся.
Он обратился к солдатам, стоявшим на коленях или лежавшим, заняв оборонительные позиции.
— Очень хорошо, — сказал он. — Вы действовали слаженно. Вижу, что выбрал достойных людей.
Я, в свою очерредь, вглядевшись в их лица, с удивлением обнаружил, что на них нет и следа испуга или паники. Лишь боевая злость и собранность Ясно бяло, что смерть, даже посланная рукой мага, не сильно их страшила. Может быть, их ощущени якак раз и передавались известной фразой о «солдатском жребии».
— Подняться !— приказал Янош. — Теперь нам предстоит двигатьсч, и двигаться быстро. Сенжант Мэйн, пусть возле каждого осла идут по два человека, чтобы животные не сбежали, если на нас вновь нападут. Поклажу мертвого осла распределить среди других животных. С нашим товарищем простимся, когда воскреситель закончит защитное заклинание.
Когда Кассини закончил свою работу, Янош подошел к нему.
Страница 27 из 70
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
