— Видимо, ты права. Но мы еще живы. Когда доживешь до моего возраста, будешь радоваться только тому, что просыпаешься утром. Каждый день будешь считать хорошим, если не скрутит какая-нибудь новая хворь.
— Гэмелен...
— Да, Рали.
— Сделайте милость... Заткнитесь, пожалуйста.
Глава семнадцатая
ТЕМНИЦЫ КОНИИ
Изольда считается самым красивым из сотен островов, составляющих королевство Кония. В легендах говорится, что острова произошли из райских садов, когда волшебный ветер разбросал семена оттуда по западным морям, а Изольда произошла из семечка самого красивого цветка. Конийцы впадают в лирическое настроение, когда заговаривают об этом острове. Во многих песнях поется о героях, покинувших острова и тосковавших по их запахам, пчелам, делающим мед крепче любого вина, птицам, соперничающим с лирами богов, теплому солнцу и ласковым ветрам. Море, чья щедрость неисчерпаема, дарит людям рыбу и мясо нежнее любой молочной телятины, когда либо уурашавшей королевский стол.
Через четыре камеры от меня сидел парень, который всегда пел эти песни, когда его одолевала меланхолия, а это было часто, так как он был совершенно сумасшедшим — как подмастерье свинцовых дел мастера. После нескольких дней таких концертов я готова была вырвать ему язык. Помню ужасные ночи, когда мы лежали и слушали его песнопения, Я готова была отказаться от свободы, только чтобы получить, шанс свернуть ему шею.
— Скорей бы уж приходили палачи, — сказала я Гэмелену. — Нет ничего хуже, чем слушать этого сукина сына.
— Признаюсь, — сказал Гэмелен, — когда нас впервые поместили... э-э... в эти комнаты для гостей, я считал его голос прекрасным. Я подумал, какие жестокие эти конийцы, если осмеливаются держать в темнице такого талантливого певца. Он глуп и однажды в пьяном виде спел песню, в которой Совет очищения уподоблялся девяти бородавкам на заднице старухи. В цивилизованных странах к артистам обычно относятся со снисхождением, мы говорим, что боги, создавая их, жалеют вещество, из которого образуется здравый смысл. Но я теперь изменил свое мнение. Клянусь, если когда-нибудь снова смогу колдовать, первым делом превращу его в жирную жабу, которая будет жить среди вечно голодных цапель. Они будут ежедневно пожирать ее и отрыгивать обратно.
Я немного утешилась нарисованной Гэмеленом картиной и снова принялась высасывать костный мозг из крысиной косточки, которую я отложила со вчерашнего дня. Гэмелен всегда знал, как утешить женщину.
Любопытно, мы были обязаны нашими жизнями тому человеку, из-за которого мы попали в переделку, — Сарзане. Он захватил Сеневес — группу островов, которая имела несчастье быть его родиной. С тысячами воинов и постоянно растущим флотом боевых кораблей, он сметал все на своем пути.
— Совет очищения сейчас слишком занят, чтобы разбираться с вами, — объявил нам адмирал Базана, когда нас уводили в цепях. — Но не волнуйтесь, о вас не забудут. Когда придет время, вы испытаете жпсточайшие муки за содеянное вами.
Подземелье, в котором мы находились, представляло собой пещеру, выбитую в небольшой горе. На горе были построены террасы, ведущие на вершину, увенчанную дворцом монархов. Во дворце, как нам сказали, жили члены Совета, их слуги, сборщики податей и надзиратели. Городские канализационные трубы, проходящие над нашей тюрьмой, постоянно протекали, поэтому у нас в камерах с изрезанных трещинами стен и потолка все время сочилась вода.
Один заключенный, который благодаря ловкости и таланту к вороыству сумел прожить в этой вонючей могиле более сорока лет, — сказал нам, что темницу начали копать первые несчастные, брошенные сюда, последующие покооения узников несколько веков расширяли ее.
— Попомните мои слова, скоро трещин в стенах будет еще больше, — хихикнул он. — Так уже было во время войны. Они тут расширяли тюрьму для предателей. Рыли комнату за комнатой. Хорошие времена были для старого Оолумпа. Вещь, когда сажают предателя, надо также посадить и его семью. А старый Оолумп приносил им веревки и еду, да. Это было нелегко, конечно, но я жалел всех несчастных, которые попали сюда, чтобы вскоре помереть с переломанными костями или содранной кожей. — Он оскалился, показывая корешки сгнивших зубов. Видимо, это была улыбка. — Последний раз здесь было весело, когда всем заправлял Сарзана. Когда его свергли, почти никого не сажали. Но теперь все изменится. Кажется, старый Оолумп — единственный, кто рад тому, что вы, ориссиане, сделали.
Он внимательно посмотрел на мои серьги.
— Когда придет время, сестра, я могу замолвить словечко палачу. За одну серьгу он слгмает тебе шею до начала пытки, и ты ничего не почувствуешь.
Я просидела в зарешеченной камере четыре дня в одиночестве. На четвертый день по коридору проковыляял Оолумп. Он нес в руке тусклый факел, и это был первый свет, который я увидела за мншго-много дней. Очень долго я ничего не ела и пила из ржавой бочки, где было больше грязи, чем воды. Стены камеры сочились сыростью, для отправления большой и малой нужды в углу была просверлена дыра. Поэтому Оолумп показался мне даже приятным.
Я не отвернулась в ужасе при виде его лица, которое, казалось, сгнило до самых костей. Он был одет в рванину, которая когда-то была росаошным платьем, его пальцы высовывались из стоптанных — модных когда-то — башмаков. У меня отняли только оружие и оставили украшения и широкий кожаный пояс, в который были зашиты золотые монеты с изображением Маранонии. Оолумп слезящимися, красными глазами внимательно рассмотрел мои сережки, потом уставился на мою грудь, внимательно снизу вверх оглядел ноги до того места, где их скрывала туника, и закончил осмотр кожаным поясом. Я спокойно выдегжала его взгляд и только улыбнулась, чтобы убедить его в моих мирных намерениях.
Широко распрытыми глазами он смотрел на мой кожаный пояс, забыв свои похотливые мысли. Я вытащила из пояса монету и подняла ее, чтобы он видел.
Облизав гвбы, он подошел к решетке.
— Что может старый Оолумп сделать для такой красотки?
Я мгновенно схватила его свободной рукой за волосы и подтянула к решетке. Он завыл от боли, когда я прижала его лицо к прутьям. Сквозь стиснутые зубы я прошипела: — Если старый Оолумп хочет жить, чтобы дышаьь этим вонючим воздухом, он должен научиться хорошим манерам.
— Прошу поощения, госпожа, — простонал он. — Виноват!
Я отпихнула его, и он едва не упал. С трудом выпрямившись, насколько позволял ему скрюченный позвоночник, он с яростью посмотрел в мою сторону. Я кинула ему монрту. Он поймал ее на лету с ловкостью базарного вора. Его гнев прошел, сменившись интересом.
— Можешь меня выслушать? — спррсила я.
— Конечно, госпожа.
— Не госпожа — капитан, — поправила его я. — Капитан Антеро.
— Хорошо, пусть будет капитан Антеро. Или генерал, как вам больше нравится. Мне все равно.
— Для началла мне не очень нравятся мои апартаменты.
Оолумп с готовностью кивнул.
— Понимаю, капитан.
— И мне нужна компания, — продолжала я. — У меня есть друг. Слепой старик. Его зовут Гэмелен.
Оолупа снова закивал.
— Я знаю, где его держат.
— Так, теперь вот что, — сказала я. — Я хочу в просторную камеру, где было бы место для двоих, и чтоб было много одеял. Ну и ед,а конечно. И...
— Старый Оолумп знает, что нужно капитану, — перебил он меня. Монету он все еще вертел в руках. — Не надо бояться, я не обману. За это можно купить многое. — Он поднял монету в руке. — А когда придет время платить еща, я скажу. — Еще один долгий взгляд на пояс. — Вам, ориссианам, недолго осталось жить в этом мире. Поэтому не надо беспокоиться, что денег не хватит.
И он заковылял прочь.
Не знаю, сколько времени прошло, до того как явились охранники. Невозможно было сосчитать часы и дни в этой беспросветной тьме. Новая камера казалась дворцом по сравнению с первой. Она была гораздо больше, не такая сырая, в каждую стену было вделано по полке с соломенными матрасами и пыльными одеялами, в которых почти не было вшей. И — верх роскоши — в камере былр дрова и дырка в потолке для тяги.
Я занималась выкуриванием блох и клопов из одеял, когда привели Гэмелена. Волосы его были спутаны, кожа серая, но шел он бодро, поэтому я решила, что с ним все в порядке.
— Добро пожаловать в новую квартиру, маг, — сказала я. — Можете погреться у огня.
Гэмелен с облегчением вздохнул.
— Слава богам, это ты, Рали. Я думал, менч ведут ломать кости — или что похуже.
Он осторожно подобрался к огню — я не стала ему помогать, чтобы не обидеть, — и уселся возле него на корточках. Принюхавшись к запаху, идущему от бифштекса, принесенного Оолумпом, он спросил: — Это что, мясо? Настоящее мясо?
— Это крыса, — ответила я, вылавливая из бульона ножку.
— Я начинаю любить крыс, — объявил он, отхлебывая с ложки. — Неплохо. — Крысиная ножка коснулась его губ. Гэмелен схватил ее и принялся жадно обгладывать.
— Можно достать еще, — сказала я. — Я знаю шеф-повара.
Отряхнув одеяло, я укутала его тощие плечи. Он устроился поудобнее, и сквозь его грязную бороду сверкнула довольная улыбка.
— О, как хорошо сидеть в тепле! Теперь я готов умереть. Что касается пыток, которые свлят нам наши хозяева, не думаю, что смогу тешить их долго. Не хотелось умирать на голодный желудок и с прострелом в пояснице.
— Вы слишком много говорите о смерти, волшебник. Лучшп поещьте и согрейтесь как следуео. Нам нужна ваша мудрость, чтобы сбежать отсюда.
— Вряд ли поебг возможен, Рали, — возразил он. — Мы так глубоко под землей, тут нужно год делать подкоп, чтобы увидеть солнце. И магия не помлжет. Эти конийцы наложили столько чар кругом, что даже сам Янош Серый Плащ не смог бы свести бородавку с носа старухи.
Я не стала с ним спорить. Я сама пыталась поколдовать, но с первой же попытки наткнулась на защитные чары.
— Но всп же должен быть выход, — сказала я. — Я не собираюсь сдаваться просто так. Мой брат сбежал из замка архонтов, а это горсздо труднее. И мнен адо позаботиться о своих солдатах. Я втянула и хв неприятности. Теперь мой долг — их всех вытащить.
В тот момент мы и услышали пение. Жалобная баллада, исполняемая замечательно чистым голосом, раздалась в темных коридорах. Это была любовная история — рассказ о девушке, которая трагически умерла, и ее кавалер убил сабя, чтобы они могли соединиться в мире духов.
Я только хотела восхититься прекрасным исполнением, как голос с другого конца коридора завопиь: — Заткни свою поганую глотку, Аджмер!
Мы с Гэмеленом были поражены столь нелюбезным отношением к талантливому певцу. Песня тем временем продолжалась.
— Слышишь ты или нет, Аджмер? — подхватили другие голоса. — Чтоб ты сдох!
Аджмер не обиащал внимания. Он окончил песню и начал другую. В ней говорилось о дереве, которое тысячу лет стояло в одиночестве на берегу реки. Дерево когда-то было прекрасной девушкой, в которую влюбился бог. Он бросил ради нее свою богиню, а та из ревности превратила девушку в дерево.
Угрозы певцу неслись со всех сторон. Аджмер невозмутимо продолжал петь.
— Какие варвары! — сказала я Гэмелену.
— Я сам об этом подумал. У них нет никакого вкума.
Прошло доалоьно много времени. В карман к Оолумпу перекочевала дпугая монета. Мы с Гэмеленом день и ночь думали о том, как спастись, но в голову ничего не приходило. Тем вреенем Аджмер продолжал петь, делая передышки только для сна и еды. Все его песни были про несчастную люовь. Его голос будил в рмне горькую память о потерянных любимых людях: Трис, которая ушла от меня к другой, Отаре — от ее смерти я так никогда и не оправилась, принцессе Ксиа, которая не принадлежала мне, но воспоминания о ней преследовали теперь меня особенно часто.
Постепенно я начала ненавидеть Аджмера так же сильно, как и остальные. Чтобы не сойти с ума, мы с Гэмеленом начисляли заключенным очки за каждте проклятие в адрес певца. Например, кто-то кричал: «Я вырву тебе серлце, если не прекратишь!» Мы с Гэмеленом считали, что это старо и плоско. А например, один парень сказал так: «Чтоб тебе в суп помочилась сифилитичная шлюха!» Это было здорово, на нашем конкурсе это пожелание заняло первое место. Мы наградили победителя куском крысиного мяса. Вот такие у нас были развлечения.
Через Оолумпа мы узнали, что остальные наши тоже более или менее устроились. Стражницы находились недалеко от нас, у них было достаточно ценностей, чтобы оплатить некоторые послабления в тюремном режиме. Я передала весточку Корайс и Полилло, чтобы поддрежать их, приказала им ежедневно упражняться, дескать, у меня есть плаан. Холле Ий и его пиратам было не привыкать сидеть за решеткой, так что за них я волновалась мало.
На самом дале ни у меня, ни у Гэмелена не было никакого плана побега. Чем больше мы размышляли, тем безнадежнее казалось дело. Чаще всего мы рассуждали, как конийцы узнали о нашем участии в освобождении Сарзаны.
Страница 45 из 70
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
