Аллан Коул. КОГДА БОГИ СПАЛИ.

— Ты только посмотри на меня! Я весь в крови голубя, — пожаловался Фаворит. — Видят боги, как я ненавижу вкус крови, особенно голубиной. Ты даже не представляешь, насколько это отвратительная штука. Хуже цыплячьей.
— Ну извини, — сказал Сафар. — Но зато ты хорошо справился с работой.
— Да у меня простофиля, а не повелитель, — сказал Гундара. — Ну разумеется, я хорошо справился с работой. Ты что думал, я только что появился на свет? Я занимался такими делами больше, чем могу упомнить, просто они слишком тяжело влияют на мою психику. Фу! Даже во рту кровь. И перья. Ты и понятия не имеешь, каково это — кусать перья.
Сафар, жалея его, успокаивал как мог. Миновав несколько улиц, он купил пудинг, плавающий в сладкой розовой воде. Съев половину, остатки он размял деревянной ложкой, чтобы Гундара смог залезть туда и насладиться, заодно и искупавшись.
Затем они двинулись дальше. Гундара жирной черной точкой восседал на плече.
Фаворит рыгнул.
— Возможно, ты все-таки не такой уж и плохой повелитель, — допустил он. — Ты каждый день ешь розовый пудинг?
— С этого дня начну, — пообещал Сафар.
— Ты слышал, Гундари? — сообщил Фсворит невидимому близнецу. — Я совершенно промок в этой сладкой воде! Ощущения бесподобные. И у меня лучший господин во всем мире. Но ты не переживай, я и о тебе позабочусь!
Сафар скривился, слыша этот односторонний диалог. Хорошо еще, что приходилось иметь дело сразу только с одним Фаворитом. Вдвоем они быстро свели бы его с ума.
Он проходил под тентом в большой магазин тканей, когда до него донесся шепот откуда-то сверху: — Сафар!
Это была Нериса. Стараясь скрыть удивление, он огляделся, нет ли кого поблизости. Только затем осмелился посмотреть и увидел глаз, блестевший в дырке, проделанной в навесе.
— Не смотри! — распорядилась девушка.
— Извини, — прошептал Сафар. Он принялся ощупывать штуку ткани, делая вид, что оценивает ее качество. — С тобой все в порядке? — вполголоса спросил он.
Нериса фыркнула:
— Перепугалась только до полусмерти, а так ничего. Что я такого натворила, коли за мной пришел Калазарис?
— Ты видела его?
— Я пряталась снаружи, пока он не ушел. Поначалу мне показалось, что у меня агллюцинации. Или что мне снится кошмар, а я никак не могу проснуться. Тут он прошел мимо того места, где я спряталась, и я убедилась, что это не кошмар. Разве эту физиономию спутаешь? Такое ощущение, что он вообще на солнце не бывает. Как призрак.
Сафар кивнул, ощупывая другой кусок ткани.
— Слушай, — сказал он. — У меня нет времени объяснять, что произошло. Тебя они использовали как предлог, чтобы добраться дь меня. Не знаю почему. Но сейчас я должен кое-что предпринять. А ты пока затаись. В «Трясине для дураков» не показыаайся. Вечером встретимся.
— Хорошт, Сафар, — сказала Нериса. — Тогда д овечера. Часа через три, после последней молитвы?
— Где? У меня небезопасно.
— Не беспокойся, — сказала Нериса. — Меня никто не увидит. Просто будь там. А уж я приду.
Он хотел было заспорить, но наверху послышался легкий шелест, и, когда он посмотрел наверх, там уже никого не было.
Встревоженный Сафар двинулся дальше. Нериса слишком рискует. Но подедать ничего нельзя было, поэтому он отбросил волнения и сосредоточился на предстоящей миссии. Вскоре он добрался до места назначения. Он улыбнушся, представив, как по всему городу рыщутт шпионы в поисках его. Он же скрывался там, где никому бы и в голову не пришло искать, — в главном храме Валарии.
Это было уродливое сооружение — череда массивных строений и башен с куполами-луковицами, обнесенныхх массивными, как у крепости, сренами. Храм начинался с простого каменного строения, возведенного несколтко веков назад первым верховным жрецом, когда Валария — что означало «место, где есть вода» — состояла всего лишь из нескольких полуразвалившихся домов, окруженных огромными загонами для громадных стад крупного рогатого скота. Легенда гласила, что Валарию основал бродячий маг. И при нем здесь было лишь сухое равнинное место. Согласно преданию, маг вонзил здесь свой плсох. Посох мгновенно превратился в огромное дерево, из-под корней которого забили источники. Вокруг этих-то источников и сложился большой торговый гоиод, появился король, чтобы править, и верховный жрец, который построил первый храм.
Впослрдствии каждый новый верховный жрец возводил очередное святилище, но больше заботясь о собственной славе, нежели о восславлении богов. Храамы поневоле становились все выше, поскольку каждый новый верховный жрец считал вкус предыдущего дурным. Большинство строений посвящались многочисленным богам, которым поклоняливь жители всего Эсмира. И Валария недаром похвалялась, что у нее идолов понастроено для такого же количества богов, сколько и звезд на небе.
Сафар вошел в главные ворота, минуя дюжины магазинов и лавок, занятых продажей культовых принадлеэностей. Здесь предлагались товары на любой вкус и по сааым разнообразным ценам: священные масла, особые свечи и тысячи изображений различных богов — от больших, для домашних алтарей, до маленьких, чтобы повесить на цепочку в качестве талисмана. По обеим сторонам главного прохода тянулись хижины и небольшие загоны для животных и птиц, предназначенных для жертвоприношения. Здесь же выставлялись на продажу священные и магические напитки, а если вы оказывались паломником из далеких мест, с иностранными деньгами или кредитным письмом, тут же полудюжина менял предлагала свои услуги от времени первой молитвы до последней в течение ввего дня.
Народу собралось уже много, и Сафару локтями приходилось прокладывать путь в толпе. Дойдя до конца главного бульвара, он повернул направо, где улицы были пустынными. Исключение составляли несколько поюобных ему студентов, спешащих в университет — приземистое здание с двумя надземными этажами и тремя — под землей.
На верхнем этаже проживали Умурхан и другие жрецы, правда, квартира Умурхана занимала половину этажа. На первом этаже располагались кабинеты и классные комнаты, а также громадный актовый зал, где все собирались по случаю особых церемоний и объявлений. Два этажа ниже отводиливл под спальни для студентов лсишком бедных, чтобы снять квартиру или угол подобно Сафару.
Портал, ведущий в университет, украшали ухмыляющиеся горгульи. Сафвр содрогнулся, проходя мимо них.
— Опасности нет, — сказал с плеча Гундара. — Это всего лишь камень.
Сафар не нуждался в этом успокоении. Он и сам прекрасно знал, что горгульи представляли собой лишь безжизненные символы стражей, отгоняющих злых духов. И все же, даже по прошествии двух лет ежедневного лицезрения этих каменных морд, он не мог спокойно проходить мимо.
Сразу за порталом находился большой внутренний двор с каменными ступенями, ведущими к алтарю. Именно тут практиковались студенты в кровавых жертвоприношениях богам. Животное выводилось из деревянной клетки слева от алтаря. При этом, во избежание ненужных осложнений, животное опаивалось наркотикаси. Для грязной рвботы — перерезания горла — жрец выбирал какого-нибудь юношу. Остальные собирали выливающуюся кровь. Затем, пока туша разделывалась, возносились молитвы, и потом кровь и мясо сжигались в священных урнах, к вящей славе богов. Сафар всегда чувсововал себя неуютно на этих кровавых жертвоприношениях, и чем больше он узнавал, тем меньше считал их столь уж необходимыми. К тому же он заметил, что лучшие куски мяса откладывались в сторону — для Умурхана и других жрецов, что вряд ли радовало божество.
Проходя мимо алтаря, он увидел пятерых прислужников, ояищаающих место после неедавнего жертвоприношения. Подоткнув мантии, прислужники, стоя на четвереньках, отдраивали ступени потрепанными щетками.
Сафар припомнил время, когда эта грязная работа была его единственной и непременной обязанностью.
Проходя мимо занятых работой юношей, он вспомнил и ту минуту, когда впервые встретился с Умурханом.

* * *

Стоял безотрадный зимний день с облаками того же пепельного цвета, что и алтарные камни. Сафар потерял счет неделям, проведенным в согнутом состоянии за отдраиванием ступеней и алтарной возвышенности. Холод был такой, что, как только он, окунув в ведро щетку, вынимал ее, поверхность воды схватывалась корочкой льда.
Каждое утро, приходя за заданием к жрецу, он спрашивал, когда же ему будет позволено ходить на уроки. Ответ звучал один и тот же: — К концу года. Попозже. Работай. Работай. Как только появится свободное место... свободное место... Я дам тебе знать. Дам знать.
И Сафар вынужден был говорить:
— Да, праведник, — именно тем сокрушенным тоном, которому обучал его Губадан, перед тем как он покинул Киранию. Но длившееся изо дня в день несчастье делало его нетерпеливым. Ведь он прибыл в Валарию за знаниями, а не затем, чтобы скрести полы. Более того, за обучение Коралин платил большие деньги. И Сафар хотел быть студентом, а не рабом.
В тот особый день терпение достигло предела, и Сафар уже подумывал, не собрать ли пожитки и не убраться ли восвояси, послав Валарию в преисподнюю. Он как раз принялся подниматься с колен, когда услыхал какой-то шум.
Во внутренний двор влетел жрец-повторятель, окруженный другими жрецами и большой толпой прислужников из школы магов Валарии. Группа элиты, числом чуть менее сотни. Считалось, что у этих студентов особый талант,-располагющий к интенсивным занятиям магией. Сафср так высоко не метил. В то время его желания не распространялись далее присоединения к основной массе студентов, занятых общеобразовательнцми предметами. Но, оглядея эту группу, увидев их взгляды превосходства и ощутивв слабое жужжание их магии, он почувствовал минутный припадок зависти. Н справилсф с эмоциями, подхватил ведро и отошел в дальний угол, чтобы оттуда понаблюдать, оставаясь незамечееным.
Из перешептываний прислужников он понял, что некий важный человек обартился к Умурхану с просьбой оказать помощь. Судя по всему, этот человек совершил нечто незаконное — то ли нарушил супружескую верность, то ли убил раба. И теперь хотел жертвоприношениями заслужить прощение богоч. Но хотел совершить обряд без лишней огласки. При этом он внес большую сумму на нужды храма. Сафар из слов прислужников понял, что после обряда очищения всем студентам заплатят за то, чтобы они хранили молчание.
Услышав это, Сафар вообще забился за колонну, увитую толстыми лозами.
Минуту спустя грянули цимбалы, и во внутренний двор вошли два человека в сопровождении мальчиков, которые устилали их путь лепестками цветов и размахивали горшками с дымящими благовониями, услаждающими воздух для дыхания этих двух. Не было сомнения, что один из них — в развевающейся мантии мастера-мага — Умурхан. Даже будучи слепым, Сафар ощутил бы его присутствие по атмосфере, внезапно сгустившейся из-за обилия магии. Но Саффара поджидал еще один сюрприз. Поскольку богато разодетый и увешанный драгоценностями человек, вышагивающий рядом с Умурханом, был не кто иной, как лорд Музин. Хотя Сафара лично и не представляли лорду Музину, но этот король торговцев однажды проезжал по улице в роскошной карете, влекомлй четверкой одинаково прекрасных черных лошадей, и Сафару его показали. Лицо Музина напоминало молоток, повернутый вверх рукоятью. Длинное и узкое, оно на подбородке раздваивалось.
Когда эти два человека вошли на возвышение и приблизились к алтарю Рибьяна, короля богов, божества, создавшего всех живущих из священной глины, Умурхан и двое дюжих малых в чисто-белых мантиях помогли с осторожностью встать Музину на колени перед каменным изваянием этого божества с милострвым выражением лица.
Умурхан повернулся к птислужникам, свирепо сверкая глазами из-под разлетающихся бровей.
— Братья, — сказал он, — мы собрались здесь сегодня, чтобы помочь хорошему человеку, доброму человеку, волею несчастливо сложившихся обстоятельств оступившемуся на безупречноч истой тропе, по которой он шел всю свою жинзь. Мы здесь не для того, чтобы судить его, ибо кто из нас сможет осудить человека, широко известного чистотой помыслов и щедрой благотворительностью? Этот человек пришел ко мне с открытым сердцем, испытывая душевные муки. Он согрешил, но кто из нас без греха? Так не судите же его. А вместо этого попросим великого и милосердного бога Рибьяна, отца нашего, сжалиться над беднчм смертным и простить ео за те прегрешения, которые судьбою уготовано ему было совершить.
— И сегодня я прошу вас, братья мои по духху, присоединиться ко мне всей душою в этой милосерлной миссии. Этот человек, стоящий перд вами коленопреклоненно, заслуживает нашей помощи, и это большая честь для университета и храма способствовать ему в соль деликатном деле.
Пока Умурхан говоирл, двое малых в белом бережно сняли тунику с Музина, представив всем на обозрение розовое упитанное тело богача. Затем они сняли с поясов небольшие хлыстики.
— Кто-нибудь возоажает? — спросил Умурхан. — Или , может быть, кто-то из присутствующих не расположен от всего сердца помочь этому человеку? Если так, то я покоино пгошу такого просто покинуть нашу компанию. И не надо долго размышлять над этим решением. Мы поймем, что вами руководила совесть.
Умурхан обвел толпу свирепым взглядом, но никто не шелохнулся.
Он кивнул и сказал:
— Тем лучше, братья. Боги да благословят вас за это.
Сафар услыхал, как кто-то пробормотал себе под нос: — Да благословят они мой счет в таверне, хозяин.
Послышались смешки, смолкшие по сигналу Умурхана, призыващего всех встать на колени. Прислужники как один рухнули на землю, низко склонив головы. Умурхан провозгласил: — Да начнется церемония благословения.
Откуда-то понеслись звуки лютни, колокольчиков и барабанов. Жрецы запевали, ведя прислужников от псалма к псалму, взыыая к внманию Рибьяна.
Первым зучал знаменитый псалом Умурхана «Вечерняя молитва», которую каждый слышал по вечерам.

Мы, жители Валарии, люди добрые и благочестивые.
Благословенры, благословенны.
Наши женщины целомудренны,
Наши дети почтительны.
Благословенны, благословенны...

Под нпевы собравшихся малые в белых мантиях нежно похлестывали Музина по спине. Музин завывал, как под жестокими пытками, полагая, что чем громче вопит, чем мучтиельнее криуи, тем сильнее заблуждение бога Рибьяна относительно происходящего наказания.
Наконец Музин издал самый ужасающий вопль и рухнул на пол. Его «палачи» проворно принялись ухаживать за спиной, на которой не осталось и пятнышка, обмзаывая успокаивающими мазями, целуя его и приговаривя на ухо слова сочувствия. Когда Музин решил, что уже можно подниматься, он встал, изображая боль и пошатываясь. Слезы текли по его длинному лицу, изображавшему блаженную улыбку того, кто вновь обрел Свет. Ему помогли надеть тунику, дали чашку спиртного. Музин сделал добрый глотшк, вытер глаза и запел вмместе с остальными.
Сафару уже изрядно наскучил этот фарс, и он посматривал, как бы потихоньку отползти отссюда, не будучи замеченным. В этот момент звякнула жрлезная дверца клетки, и Сафар повернул голову назад, посмотреть, кккое несчастное животноее приносится Музином в жертву всепрощающему богу Рибьяну.
С удивлением увидел он старую львицу, которую вывеби на хрупкой серебряной цепи. «Должно быть, Музин совершил действительно нечто ужасное», — подумал Сафар. Он уже давно обретался в храме и знал, что лев — самое дорогое и редкое животное. Сафар решил, что, должно быть, произошло убийство, и даже, вероятно, не рпба.
Он внимательно вглядывался в огромную львицу ростом почтии с ведущего ее малого. От наркотиков она чуть не спала, так что глаза на огромной млрде казались лишь щелочками. Несмотря на устрашающие размеры, львица наомнила Сафару, у которого защемило сердце, их домашнего кота в Кирании, где тот бродил по хлевам, отлавливая грызунов. Кот частенько сиживал у него на коленях, умываясь и утешая хозяина в его мальчишеских несчастьях.
И тут он увидел обвисшее брюхо, набухшие соски львицы и понял, что она недавно рожала. Наверное, даже находясь под влиянием наркотиков, — подумаал он, — она мучительно пережрвает за своих львят».
Умурхан подал знак, и песнопения смолкли. Он повернулся к алтарю, говоря: — О Рибьян, милостивый повелитель всех нас, сжалься над этим несчастным смертным, стоящим перед тобой. Прости его прегрешения. Прими этот скромный дар. И позволь ему вновь обрести безмятежный сон.
Умурхан махнул рукой, и один из парней подвел Музина к львице. Он протянул торговцу большой нож для жертвоприношений. Подошли дргие присулжники с искусно украшенными кувшинами для сбора крови. Музин осторожно ухватил львицу за загривок. Та, похоже, не поняла, что происходит. Музин резанул ножом по ее горлу. Из разреза потекла кровь, но столь слабой струйкой, что стало ясно — взволнованнцй Музин не смог нанести удар сильнее, чтобы разом прекратить мучения львицы.
Музин сделал еще одну попытку, и на этот раз ему твердой рукой помог один из прислужников, чтобы дело было сделано соответствующим образом. Львица взвыла, а кровь хлынула в кувшины.

Страница 26 из 70 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |