Ник Перумов. Эльфийский клинок

-- Повторяю еще раз -- никакого. Но я ценю храбрость и воздаю ей
должное, кто бы ни выказывал ее. А что до того, откуда мне известны ваши
намерения -- вы собирались всю зиму, а пиво в тавернах Аннуминаса развязало
язык не одному гному...-- Олмер улыбнулся.-- Но даже не знай я ничего о
ваших планах -- куда еще могут направляться три десятка смелых гномов и
опытных в странствиях и сражениях людей, находясь в нескольких днях пути от
Ворот Мории? Мне хочется быть в мире с теми, кто идет на такое, на что сам я
решиться не могу. Заметь, я не спрашиваю, что вы собираетесь там делать, но
что бы вы ни сделали -- это будет достойно настоящих мужчин.

-- Спасибо за добрые слова,-- с легкой досадой ответил Торин.-- Я хотел
бы ответить тебе такими же пожеланиями удачи, но твои дела и намерения
скрыты от нас, а то, чему мы невольно стали свидетелями...

Торин умолк, однако глядел прямо в глаза Олмера.

-- Что ж, жизнь не всегда бывает подобна полету стрелы, -- легко
ответил Олмер.- Я догадываюсь, что смущает тебя. Но послушай -- все
установления, законы, запреты и приказы никогда не могут быть полностью худы
или полностью хороши. Если повиноваться всем, то останется лишь одно --
замкнуть себя в четырех стенах, не видя белого света! Нет, почтенный Торин,
я не сужу о делах других, насколько они соответствуют какому-нибудь
исписанному клочку пергамента. Муж. живет ради храбрых и смелых деяний, лишь
в них можно отстоять свою честь и покрыть себя славой.

-- Но храбрость и доблесть заслуживают чести и славы лишь в том случае,
когда они направлены на доброе дело! -- неожиданно для самого себя вдруг
вмешался хоббит,-- Доблестный разбойник -- не храбрец, но гнусный убийца,
становящийся от своей доблести лишь еще опаснее!

Олмер улыбнулся.

-- Ты смел, половинчик, я не ошибся в тебе. Но мне кажется, что в тебе
говорит то, чему тебя учили, а не то, что пережил ты сам. Добро и Зло! -- Он
вновь улыбнулся, и Фолко с удивлением заметил, что отражение этой улыбки
появилось и на лице горбуна.-- Две грани одного клинка, они неразделимы,
словно свет и тень! Давно известна истина, что не может быть всеобщего
добра, как и всеобщего зла.

-- А как же мои сородичи, что сражались в битве на Пелленорских Полях
-- разве содеянное ими не есть всеобщее добро? -- не отступал хоббит.

-- Ты говоришь, всеобщее? То есть то, что хорошо для всех? --
усмехнулся Олмер.-- Но разве допустимо защищать такое добро ложью? Не
понимаешь? Что ж, поясню. Никто не порицал хоббита, упомянутого тобой, за
то, что он сразил Черного Короля ударом в спину -- так почему в песне об
Эовейн говорится, что они встретились лицом к лицу? Недурно, клянусь Великой
Лестницей!

-- Так что же Великому Мериадоку, погибать было, что ли? --
вознегодовал Фолко, но Олмер успокаивающе поднял руку.

-- Я этого не говорил, половинчик. Нет, тот хоббит сражался доблестно.
Но зачем стыдливо набрасывать покрывало недомолвок?

Наступило короткое молчание. Фолко не нашелся, что возразить,-- он сам
не раз слышал эту старинную песню о поединке у стен Минас-Тирита и, зная
подлинную историю, поначалу удивлялся, но потом привык, решил, что здесь
простая ошибка, и более над этим никогда не задумывался. И неожиданно для
самого себя вдруг спросил:

-- Скажи, почтенный Олмер, отчего ты зовешь нас половинчиками?

-- Так называют подобных тебе на моей родине, на востоке, где
сохранилась еще память о Днях Странствий, когда мир был еще молод. Я знаю,
на юге, в Гондоре, вас именуют невысокликами, в Рохане -- холбутланами, на
востоке же говорят, как есть. Ну что же...

Олмер шагнул в сторону, как бы направляясь к лежащим на траве плащу и
кинжалу, и в это время Санделло неожиданно протянул гному руку. Олмер замер,
не отрывая взгляда от стоящих друг против друга гнома и человека, и Фолко
вдруг почувствовал легкое головокружение, словно смотрел вниз с огромной
высоты; в следующую секунду Торин медленно пожал широкую и плоскую кисть
горбуна.

-- Не стоит сводить счеты после глупых ссор, не так ли? -- тихо, но
настойчиво произнес Санделло, и Торин, точно эхо, откликнулся:

-- Не стоит... Что ж., если мой друг простил тебя, будем считать, что и
я не держу на тебя зла.

-- Ну и хорошо,-- раздался голос Олмера, и золотоискатель оказался
между гномом и горбуном, кладя руки им на плечи.

Хоббит удивился, увидев, как пригнулся к земле Санделло, а Торин
неожиданно пошатнулся, словно взвалил на себя тяжелый груз; однако это
длилось недолго, Олмер убрал руки, нагнулся, поднял с земли обломки топора и
протянул их Торину.

-- Теперь простимся,-- просто сказал он, вновь кладя руку на плечо
горбуна.-- Что бы вы ни думали обо мне и моем спутнике, я желаю вам
вернуться такими же, какие вы есть сейчас.

Трудно сказать, что изменилось в его голосе, но Фолко эти мгновения не
сводил с Олмера глаз, ловя каждое его слово; последняя фраза, сказанная с
какой-то мрачной решительностью, заставила хоббита вздрогнуть.

Из кустов на поляну вышел человек в недлинном дорожном плаще; он
почтительно поклонился Олмеру.

-- Да, да, мы сейчас,-- ответил на немой вопрос Олмер.-- Приведи
коней...

Возникла секундная пауза, и вдруг Санделло подошел к хоббиту.

-- Разреши твой нож,-- неожиданно сказал он.-- Ты недоворачиваешь
ладонь, смотри, вот так!

Молниеносное, незаметное глазом движение руки горбуна, в которую
удивленный, но не испуганный хоббит вложил один из своих метательных
ножей,-- и клинок с тяжелым звонким ударом вонзился в нарост совсем рядом с
первым ножом.

Слуга подвел золотоискателю и горбуну их лошадей: Олмеру -- высокого

Страница 109 из 158 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |