Фрэнк ГЕРБЕРТ - ДЕТИ ДЮНЫ

— Вы должны думать обо мне только как о Проповеднике, — совсем затолканный ими, ответил Пол. — Я не могу быть Полом Атридесом или Муад Дибом, никогда больше. Я ни супруг Чани, ни Император.
Хэллек, боясь того, что может случиться, если эти разочарованные вопросы не получат логического ответа, собирался уже было вмешаться, когда Лито его опередил. Вот когда Хэллек впервые узрел стихию жуткого изменения, совершившегося в Лито. Взревел бычий голос: «По сторонам!» — и Лито шагнул вперед, раскидывая взрослых Свободных налево и направо, сшибая их, молотя их руками, вывертывал ножи у них из рук, хватаясь за лезвия. Меньше чем через минуту те Свободные, что оставались на ногах, жались по стенам в оцепенении ужаса. Лито встал рядом с отцом.
— Когда говорит Шаи Хулуд, вы повинуетесь, — сказал Лито.
И когда кое-кто из Свободных вздумал спорить, Лито отломил кусок у каменной стены прохода при выходе из помещения и раскрошил его голыми руками — не переставая улыбаться.
— Я разрушу ваш съетч у вас на глазах, — сказал он.
— Демон Пустыни, — прошептал кто-то.
— И ваши каналы, — сказал Лито. — Я разорву их на куски. Нас здесь не было, вы слышите меня?
Головы испуганно и покорно закивали в разные стороны.
— Ни один из вас нас не видел, — сказал Лито. — Один шепоток от вас и я выгоню вас в пустыню без воды.
Хэллек увидел руки, поднятые в предостерегающем жесте — знаке червя. — Теперь мы пойдем, мой отец и я, в сопровождении нашего старого друга, — сказал Лито. — Приготовьте нам топтер.
...А затем Лито направил их на Шулох, объяснив по пути, что они должны двигаться быстро, потому что «Фарадин прибудет на Арракис совсем скоро. И, как сказал мой отец, тогда ты увидишь настоящее испытание, Гурни».
Глядя вниз с кручи Шулоха, Хэллек опять себя спросил, как спрашивал каждый день: «Что за испытание? Что он имеет в виду?» Но Лито больше не было в Шулохе, а Пол отказывался отвечать.

Глава 60

Церковь и Государство, научные обоснования и вера, личность и общество, даже прогресс и традиции — все это может быть примирено в учении Муад Диба. Он учил нас, что не существует непримиримых противостояний, кроме как в верованиях людей. Всякий может сорвать завесу Времени. Будущее можно открыть в прошлом или в собственном воображении. Делая это, отвоевываешь самосознание во внутреннем бытии. И тогда понимаешь, что космос — связное целое, и ты — неотделим от него.

Харк ал-Ада.
Проповедник в Арракине.

Ганима сидела за пределами светового круга спайсовых ламп, наблюдая за Буром Агарвисом. Ей не нравились его круглое лицо и непрестанно движущиеся брови, то, как при разговоре он шевелит ногами, словно его слова были скрытой музыкой, под которую он танцевал.
«Он здесь не для того, чтобы вести переговоры со Стилгаром», сказала себе Ганима, видя подтверждение этому в каждом слове и движении Бура. Она еще дальше отодвинулась от круга Совета.
Во всяком съетче было помещение, подобное этому, но зала собраний заброшенной джедиды производила на Ганиму впечатление удушающе тесного места — слишком низок был потолок. Шестьдесят людей отряда Стилгара, плюс девять прибывших вместе с Агарвисом — все уместились в одном конце залы. Масляные светильники отбрасывали отсветы на низкие несущие балки потолка, и дрожащие тени, танцевавшие на стенах, а едкий дым наполнял все помещение запахом корицы.
Встреча началась в сумерках, после молитв о влаге и вечерней трапезы. Теперь уже она длилась более часа, и Ганима не могла измерять до дна скрытые пороки в поведении Агарвиса. Слова его представлялись вполне ясными, но с ними не согласовывались движения его тела и глаз.
Сейчас говорил Агарвис, отвечая на вопрос одного из заместителей Стилгара, племянницы Харахи по имени Раджия. Эта сумрачно-аскетичная молодая женщина с опущенными углами губ казалась взирающей на мир с непреходящим отвращением. Ганима сочла это выражение лица Раджии вполне соответствующим обстоятельствам.
— Разумеется, я верю, что Алия дарует всем вам полное и совершенное прощение, — говорил Агарвис. — Иначе бы я не находился здесь со своей миссией.
Раджия собиралась еще что-то сказать, но вмешался Стилгар:
— Меня не настолько беспокоит доверяем ли ей мы, как то, доверяет ли она тебе, — в голосе Стилгара слышались рыкающие полутона. Он неуютно чувствовал себя от этого предложения занять свое прежнее место.
— Неважно, доверяет ли она мне, — сказал Агарвис. — Если быть искренним — мне в это не верится. Я слишком долго искал вас, вас не находя. Но я всегда чувствовал, что она не очень-то хочет, чтоб тебя на самом деле схватили. Она...
— Она была женой человека, которого я убил, — сказал Стилгар. —Заверяю тебя, он сам на это напросился. Мог бы с равным успехом кинуться на собственный нож. Но от этого нового подхода попахивает...
Агарвис пританцовывая вскочил, гнев ясно был написан на его лице.
— Она тебя прощает! Сколько раз я должен это повторять? Она заставила жрецов устроить большой спектакль ниспрошения о божественном наставлении о...
— Это лишь поднимает другую проблему, — это Ирулэн, наклонилась вперед, мимо Раджии, темные волосы Раджии подчеркнуто оттеняют ее светлую головку. — Она убедила тебя, но у нее могут быть другие планы.
— Жречество...
— Но ходят самые разнообразные слухи, — сказала Ирулэн. — Что ты не только ее военный советник, что ты ее...
— Довольно! — Агарвис был вне себя от ярости. Бушующие эмоции кровью бросили ему в лицо, исказили его черты. — Верьте чему хотите — но я не могу больше с этой женщиной! Она оскверняет меня! Она пачкает все, к чему ни прикоснутся! Я использован. Я замаран. Но я никогда не подниму нож против моей родни! Нет — никогда!
Ганима, наблюдавшая за ним, подумала: «Тут, по крайней мере, из него полезла правда».
Как ни удивительно, Стилгар рассмеялся.
— А, кузен, — сказал он. — Прости меня, но гнев выдает правду.
— Значит, ты согласен?
— Я этого не сказал, — он поднял руку, предупреждая новый взрыв Агарвиса. — Это не ради меня, Бур, но ради других, кто здесь есть, — он обвел рукой вокруг себя. — Они на моей ответственности. Давай поразмыслим на миг, какое возмещение предлагает Алия.
— Возмещение? Нет ни слова о возмещении. Прощение, но не...
— Тогда что же предлагает она порукой за свое слово?
— Съетч Табр, и ты в нем наибом, полная автономия нейтральной стороны. Она теперь понимает, как...
— Я не войду опять в ее свиту и не буду поставлять ей вооруженных бойцов, — предупредил Стилгар. — Это понятно?
Ганима услышала, что Стилгар начинает сдавать, и подумала: «Нет, Стил! Нет!» — В этом нет нужды, — ответил Агарвис. — Алия хочет только, чтобы Ганима вернулась к ней и выполнила данное обязательство об обручении с... — Так вот оно наконец! — у Стилгара сдвинулись брови. — Ганима — цена моего прощения. Неужели она считает меня...
— Она считает тебя разумным, — возразил, усаживаясь, Агарвис.
Ганима восторженно подумала: «Он этого не сделает. Переведи дух. Он этого не сделает».
И только она это подумала, тихий шорох послышался сзади и левей от нее. Она не успела обернуться, как ее схватили сильные руки. Плотный коврик, пахнущий снотворным, накрыл ее лицо до того, как она успела позвать на помощь. Теряя сознание, она ощутила, как ее несут к двери в самом темном уголке залы. И подумала: «Мне бы следовало догадаться! Мне бы следовало быть начеку!» Но державшие ее руки были взрослыми и сильными. Она не могла из них вывернуться.
Последними ее впечатлениями были холодный воздух, мерцание звезд, лицо под капюшоном, взглянувшее на нее и спросившее:
— Она ведь не пострадала, а?
Ответа она уже не слышала, звезды завертелись у нее перед глазами, вытягиваясь в полоски, и пропали во вспышке света, который был ядрышком ее внутреннего «я».

Глава 61

Муад Диб снабдил нас особого рода знанием о пророческом видении, о поведении, ощущающем такое прозрение, и о его влиянии на события, сопровождавшиеся находящимися «на линии». (То есть, события, которым дано произойти внутри взаимосвязанной системы, которую пророк открывает и интерпретирует.) Как было еще где-то отмечено, такое видение действует как своеобразная ловушка для самого пророка. Он становится жертвой того, о чем знает относительно распространенный вид человеческого крушения. Опасность в том, что предсказывающие реальные события могут проглядеть поляризующий эффект, привносимый сверх-потворством собственной правде. Они склонны забывать, что в нашем поляризованном мироздании ничто не может существовать без наличия своей противоположности.

Харк ал-Ада.
Провидческое видение.

Вздуваемый песок туманом висел на горизонте, затмевая восходящее солнце. В тенях дюн песок был холоден. Лито стоял перед кольцом пальм, глядя на пустыню. Он чуял запах пыли и колючих растений, слышал утренние звуки людей и животных. В этом месте у Свободных не было канала, только чистый минимум посадок вручную, орошаемых женщинами, носившими воду в кожаных мехах. Их ветроловушка была хрупкой, легко сокрушаемой бурями, но и легко восстанавливаемой. Тяготы, суровость спайсового промысла и приключения — вот как протекала здесь жизнь. Эти Свободные до сих пор верили, что рай — звук льющейся воды, но лелеяли древнюю концепцию свободы, которую и Лито с ними разделял.
«Свобода — это состояние одиночества», — подумал он.
Лито расправил складки белой робы, закрывавшей его живой стилсьют. Ему было уже ощутимо, насколько изменила его оболочка песчаной форели — и вместе с этим чувством он всегда испытывал чувство огромной утраты. Он уже не был полностью человеком. Странные вещи плавали в его крови. Реснички песчаной форели проникли в каждый орган, приспосабливая его и изменяя. Сама форель тоже приспосабливалась и изменялась. Но, зная это, Лито чувствовал себя оторванным от всех прежних нитей утраченной человечности; жизнь его поймана в первичность острой тоски по концу тянувшейся из древности непрерывности. Он понимал, однако, какая ловушка в потакании подобным эмоциям. Он хорошо понимал.
«Пусть будущее происходит для самого себя», — думал он. —»Единственное правило, руководящее творчеством — это само творение». Трудно было отвести взгляд от песков, от дюн — от великой пустоты.
Здесь на краю песка было несколько скал, но воображение бежало вперед, за них, к ветрам, пыли, редким и одиноким растениям и животным, дюне, сливающейся с дюной, пустыни с пустыней.
Позади него раздался звук флейты, зовущей на утреннюю молитву, молитву по влаге, звучала чуть измененная серенада новому Шаи Хулуду. Едва Лито это понял, как музыка зазвучала для него напевом вечного одиночества. «Я мог бы попросту уйти в эту пустыню», — подумал он.
Все тогда изменится. Одно направление станет не хуже другого. Он уже научился жить жизнью, свободной от страстей. Его мистицизм Свободного утончился до жуткой грани: все, что он имел при себе, было ему необходимо — но только это и было. А это составляло всем лишь накинутую робу, спрятанного в ее складках ястреба Атридесов и кожу, которая-не-его-собственная.
Было бы легко уйти отсюда прочь.
Внимание его привлекло движение высоко в небесах — по косо выкроенным кончикам крыльев он узнал стервятника. От этого у него заныло в груди. Как и дикие Свободные, стервятники живут в этой стране, потому что здесь они рождены. Ничего лучшего они не знают. Пустыня делает их такими, какие они есть.
Но в кильватере Муад Диба и Алии взросла другая порода Свободных. Она-то и была причиной того, почему он не мог уйти в пустыню, подобно своему отцу. Лито припомнил слова Айдахо очень давних дней: «Эти Свободные! Они восхитительно жизненны. Я никогда не встречал жадного Свободного».
Теперь жадных Свободных полным-полно.
Волна печали поднялась в Лито. На нем лежит проложить курс, который все это изменит, но жестокой ценой. И управлять этим курсом будет все трудней и трудней по мере их приближения к вихрю.
Кразилек, Тайфунный бой, впереди... но Кразилек или худшее будут расплатой за неправильный шаг. Позади него послышались голоса, затем чистый и пронзительный детский голосок произнес:
— Вот он.

Страница 67 из 72 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |