Энн Райс - Мемнох-дьявол (Хроники вампиров — 5)

Мы оба застыли и молча смотрели друг на друга.
Мне не понадобилось и секунды, чтобы в полной мере постичь смысл его слов.
Мне не потребовалось ни мгновения на размышления. Я все понял. Достаточно было увидеть его нежное, красивое лицо, взглянуть на струящиеся волнами волосы, на гладкие, изящные конечности, дабы убедиться в полной правоте его слов. Не нужно быть специалистом в области эволюции, чтобы ясно отдавать себе отчет в том, что в процессе совершенствования видов такой момент непременно должен был наступить. А Мемнох был истинным воплощением женственности. Его можно было сравнить с мраморными ангелами, со скульптурами Микеланджело, ибо в нем, как ни в каком другом существе, ясно виделись отточенность и гармония женской красоты.
Мемнох был сильно возбужден и, казалось, вот вот начнет заламывать руки от волнения. Он устремил на меня пристальный, насквозь пронзающий взгляд.
— Тринадцатое «откровение» эволюции не заставило себя долго ждать, — вновь заговорил он. — Мужчины начали совокупляться с самыми обворожительными из женщин, отдавая предпочтение обладательницам гибкой фигуры, гладкой кожи и нежного голоса. И результатом таких совокуплений стало появление на свет детей, которые, вырастая, превращались в прекрасных юношей, не уступавших женщинам в красоте и привлекательности. Более того, людей рождалось все больше и больше — самой разнообразной комплекции, рыжеволосых и брюнетов, шатенов и блондинов; их волосы завивались локонами или свисали прямыми прядями, а глаза приобретали множество оттенков серого, коричневого, зеленого, голубого цветов. Ушли в прошлое тяжелые, нависшие над глазами брови и густые волосы на лицах мужчин, не осталось и следа от тяжелой, неуклюжей обезьяньей походки — мужчины тоже засияли ангельской красотой… Я молчал, не зная, что сказать.
Мемнох отвернулся, однако в этом жесте не было ничего, относящегося лично ко мне. Скорее всего, ему просто нужно было передохнуть и собраться с мыслями. Я вновь увидел его высокие, изогнутые, сложенные за спиной крылья, нижние концы которых почти касались земли, а каждое перышко слегка отливало радугой. Через несколько мгновений он вновь повернулся ко мне, и выражение, застывшее на его еще недавно ангельском лице, удивило и потрясло меня.
— Да а а… Мы их видели совершенно отчетливо… Мужчина и женщина… Он создал их… Мало того, Лес тат… Мало того, что они были разными… мужчина и женщина… Он создал их по образу и подобию своему… По образу и подобию самого Господа Бога и… и Его ангелов! Вот до чего дошло! Вот до чего! Бог, разделенный надвое! Ангелы, разделенные надвое!
Не могу сказать точно, как долго остальным ангелам удавалось меня удерживать, но настал момент, когда они были уже не в силах справиться, и я взмыл в небеса — исполненный сомнений, колебаний, домыслов… Я познал гнев. Мучительные крики млекопитающих научили меня испытывать гнев. Визг и рычание дерущихся между собой человекообразных существ научили меня испытывать гнев. Смерть и разложение научили меня испытывать страх.
В общем, процесс сотворения мира, затеянного Богом, позволил мне научиться всему, что требовалось сейчас, дабы предстать перед Ним и вопросить: «Ты этого добивался? Ты замыслил разделить свой собственный образ между мужчиной и женщиной? Ты пожелал, чтобы в момент смерти — не важно, будет это мужчина или женщина, — искра жизни вспыхивала как можно ярче? Значит, твой замысел состоял в том, чтобы совершить немыслимое разделение и создать этих чудовищ, эту насмешку над всеми нами?» Я был вне себя от ярости, ибо считал случившееся настоящим бедствием. Я простирал к Нему руки и умолял прислушаться к моим словам, подумать, простить меня, даровать мне утешение и частичку мудрости, но… Но так и не дождался ответа. Никакого. Господь не проронил ни слова. Он не уронил на меня ни луча света. Он не наказал меня. И не вынес мне приговор.
Я вдруг обнаружил, что стою посреди рая в окружении ангелов. Они молча наблюдали за мной и тоже ожидали божественного решения.
Однако Господь Всемогущий так и не удостоил меня ответом — лишь спокойный и безмятежный свет Его в конце концов озарил все вокруг. Я разрыдался.
«Взгляните, — обратился я к своим, собратьям, — даже слезы мои совсем такие же, как у них».
Справедливости ради следует все же сказать, что мои слезы, конечно, не были материальными.
Не знаю, как долго это продолжалось, — я плакал, а они стояли вокруг и молча смотрели на меня. И вдруг я понял, что плачу не один. Но кто еще? Я обвел взглядом весь сонм ангелов — хранителей, херувимов, серафимов… На их лицах застыло выражение таинственности и восхищения. И тем не менее я отчетливо слышал чьи то стенания и плач.
«Откуда доносится этот плач?» — спросил я.
И тут до меня дошло. Они тоже догадались. Сложив крылья, мы сошлись вместе, склонили головы и прислушались… Звуки доносились с земли — это были голоса невидимых призрачных существ. Плакали они, нематериальные создания! Их стенания достигли небес. А вечный Божественный свет по прежнему невозмутимо озарял всех нас.
«Пора взглянуть, что там происходит, — сказал Рафаил. — Нам следует исполнять повеление Господа».
«Да! Я должен увидеть и узнать, в чем дело!» — с этими словами я устремился к земле.
Остальные последовали за мной. Мы мчались, словно ураган, а вокруг плакали и завывали крошечные существа, которых мы не могли даже видеть.
Наше внимание привлекли звуки человеческих рыданий, присоединившиеся к стенаниям невидимых существ.
Наконец мы достигли земли и, никем не замеченные, окружили небольшое поселение очень красивых людей с гладкой и мягкой кожей.
В центре его на постели из трав и цветов корчился в предсмертных болезненных судорогах юноша. Он погибал от лихорадки, вызванной укусом какого то ядовитого насекомого. И если верить Богу, все происходящее тоже было частью Его замысла.
Воздух над умирающим был наполнен рыдающими призрачными существами, а жалобные крики людей раздирали душу.
Я снова заплакал.
«Успокойся и слушай», — донесся до моих ушей голос Михаила, самого терпеливого и выдержанного из нас.
Он отвел нас в сторону от маленького поселения, подальше от бьющегося в конвульсиях юноши, и указал на целый сонм летающих в воздухе призрачных созданий.
Впервые мы увидели их собственными глазами! Я наблюдал, как они собираются вместе и вновь разлетаются в стороны, мечутся, сталкиваются между собой. Однако все они при этом сохраняли некое слабое подобие человеческой формы. Хилые, слабые, совершенно сбитые с толку, потерянные и не уверенные в себе, они плавали в воздухе и раскрывали свои объятия лежавшему на смертном одре юноше, которому предстояло вот вот расстаться с жизнью. И это в конце концов произошло… Между нами повисло молчание. Мы оба словно застыли.
Мемнох смотрел на меня так, словно ожидал, что я сам завершу его печальное повествование.
— И после смерти душа покинула этого юношу, — сказал я. — Искра жизни ярко вспыхнула, но не погасла, а присоединилась к великому множеству невидимых существ, которые летали в воздухе. Душа юноши сохранила его форму и затерялась среди тех, кто пришел, чтобы унести ее куда то.
— Вот именно!
Он глубоко вздохнул и раскинул в стороны руки. Потом втянул в себя воздух, словно собирался взреветь, и сквозь кроны огромных деревьев над нашими головами устремил взгляд к небесам.
Я застыл, как парализованный.
Лес вокруг нас тихо шумел и вздыхал, как живой. Я явственно ощущал дрожь, охватившую Мемноха, и затаившийся внутри его страшный крик, готовый вот вот вырваться наружу. Однако Мемнох сумел подавить его и опустил голову.
Оглядевшись, я заметил, что лес вновь изменился и принял вполне современный вид. Со всех сторон нас обступали гигантские дубы и еще какие то деревья, под ногами росли знакомые цветы и мох, повсюду сновали птицы, в траве шуршали мелкие грызуны.
Я ждал.
— Воздух буквально кишел этими существами, — заговорил наконец Мемнох. — Теперь, увидев однажды, научившись различать их очертания и голоса, мы уже не могли не замечать их. Они словно венком окружили всю землю. Это были духи умерших, Лестат! Духи мертвых людей!
— А точнее, их души, Мемнох!
— Да, души.
— Души возникли из материи?
— Да, И сохранили Его образ. Души… субстанции… невидимые существа… души… Я молча ждал продолжения. Он быстро взял себя в руки.
— Идем со мной.
Мемнох провел тыльной стороной ладони по лицу и взял меня за руку. В этот момент я впервые почувствовал прикосновение крыла, легко скользнувшего по моему телу, и это ощущение заставило меня вздрогнуть, будто от страха, хотя на самом деле никакого страха не было и в помине.
— Эти души когда то принадлежали людям, — сказал он. — Они оставались живыми и невредимыми и продолжали обитать поблизости от материальных тел — от родного племени своих прежних хозяев.
Они не могли видеть нас, не могли видеть небеса. Что же им еще оставалось, кроме как смотреть на своих потомков — на тех, кто их похоронил, кто любил их при жизни, а после смерти заботливо обрызгал их тела рыжей охрой, а потом аккуратно уложил головой к востоку в нарядно украшенные могилы?!
— А люди? — спросил я. — Люди, которые верили в них и поклонялись своим предкам? Они ощущали их присутствие? Чувствовали, что души предков по прежнему где то рядом?
— Да, конечно.
Я был слишком поглощен собственными мыслями, чтобы спросить еще о чем либо.
Запахи и мрачные краски леса, бесконечное число оттенков и комбинаций коричневого, золотого и багрового цветов, казалось, заполнили все мое сознание. Взглянув вверх, в просветах листвы над головой я увидел небо — серое, угрюмое и тем не менее величественное.
Однако я не мог думать ни о чем, кроме великого множества человеческих душ, которые плавали в потоках воздушного пространства, окружавшего нас и простиравшегося до самых небес. Души, обреченные на вечные скитания… Куда же направиться в такой тьме? Что следует искать? Что можно узнать и познать?
Что это? Неужели Мемнох смеется? Звуки были тихими, печальными, в них слышалась боль. Нет, скорее он напевает что то. Быть может, это его сокровенные мысли изливаются в ангельском пении, подобно тому, как исходит аромат от прекрасных цветов?
— Скажи, Мемнох, а Господь знал об этом? — Я видел, что он страдает, но не мог удержаться от этого вопроса. — Господь знал, что эти духовные субстанции покидают тела мужчин и женщин? Знал о том, что в воздухе витают человеческие души?
Мемнох не ответил.
Вместо этого он запел вновь, и на этот раз песня зазвучала громче и отчетливее. Устремив глаза к небесам, он исполнял какой то грустный, мрачный, исполненный смирения и боли, но очень красивый псалом, мелодия которого не имела ничего общего с привычными нам музыкальными произведениями, построенными по раз и навсегда заведенным канонам.
Он провожал взглядом тяжелые белые облака, проплывавшие над нашими головами.
Соперничало ли очарование окружавшего нас леса с тем, что мне довелось увидеть в раю? На этот вопрос я не могу ответить. Но я твердо уверен в одном: если бы и возникла необходимость в сравнении, столь совершенную красоту не смогли бы затмить даже небеса. И это было, пожалуй, самое удивительное. Представший нашим глазам девственный лес — Сад Зла, а быть может, Эдем — был истинным чудом, он существовал словно сам по себе и обладал ни с чем не сравнимыми величием и роскошью. И вдруг я почувствовал, что не в силах смотреть на него, не в силах видеть, как медленно опадают дрожащие листья… Я не мог позволить себе полюбить этот великолепный лес, до тех пор пока не получу ответа на вопрос, казавшийся в тот момент самым главным и неизмеримо важным.
— Так знал ли Господь правду о человеческих душах, Мемнох? — вновь спросил я. — Знал или нет?
Мемнох повернулся ко мне.
— А разве мог Он не знать, Лестат? Разве Он мог не знать об этом? Как ты думаешь, кто возносился к самым высотам небес, дабы поведать Ему обо всем? И с какой бы новостью я не представал перед Его всевидящими очами, был ли Он хоть однажды удивлен или застигнут врасплох, удалось ли хоть однажды сообщить Ему нечто такое, чего Он не знал и о чем не догадывался, — Он, вечный и всеведающий Господь?!!
Мемнох вновь тяжко вздохнул. Казалось, еще немного — и он буквально взорвется от гнева… Однако через мгновение он был вновь спокоен и задумчив.
Мы продолжили путь. Гигантские вековые деревья уступили место более молодым и изящным, с тонкими, гибкими ветвями, а под нашими ногами высоко стелились нежные, сочные травы.
В воздухе явственно ощущался запах воды. Ветер, дувший нам прямо в лица, откинул назад густые и тяжелые пряди волос Мемноха, обжег холодом мои руки и голову, но не смог остудить жар моего сердца.
Глазам нашим открылась широкая невозделанная равнина, окаймленная горами, склоны которых были покрыты зеленью лесов, глубоко впившихся корнями в камень. Кое где среди деревьев виднелись прогалины с цветущими на них дикими злаками. По мере того как мы приближались к равнине, сквозь поредевший лес я увидел сверкающие проблески воды — не то реки, не то моря.
Наконец мы окончательно вышли из леса и оказались на свободном пространстве. Земля здесь, несомненно, была плодородной — об этом свидетельствовал сплошной ковер разнообразных трав, а яркие краски полевых цветов делали картину поистине восхитительной. Встречались на равнине и участки, где росли оливы и другие плодовые деревья с низко расположенными ветвями. Так уж сложилось генетически, что ветви деревьев, служащих источником пропитания для многих поколений, растут почти от самой земли. Все вокруг было залито солнечным светом.
Мы неторопливо продвигались сквозь высокие заросли колосящейся травы, похожей на дикорастущую пшеницу — хотя я не уверен, что это была именно она, — и наконец оказались возле края водоема, воды которого нежно плескались о берег, время от времени откатываясь назад и обнажая влажную, сверкавшую чистыми прозрачными каплями гальку. Насколько я мог судить, приливов и отливов здесь не случалось.
Бросив взгляд по сторонам, я не увидел пределов водного простора, но противоположный берег вырисовывался вдали достаточно четко. Невысокие скалистые горы, казавшиеся такими же живыми, как и росшие на них редкие деревья, спускались почти к самому его краю.
Я оглянулся. Теперь уже за нашими спинами на многие мили протянулись скалистые холмы, постепенно, уступами переходящие в высокие горы, на склонах которых виднелись рощицы фруктовых деревьев, а кое где — черные провалы пещер.
Мемнох не проронил ни слова.
Потрясенный, подавленный и печальный, он вглядывался то в воду, то в далекие горы, настолько близко подступившие к противоположному берегу, что, казалось, чья то невидимая рука силой остановила их продвижение, дабы они не препятствовали течению водных потоков.
— Где мы? — спросил я тихо.
Прежде чем ответить, он еще какое то время молчал.
— Что ж, — наконец заговорил он, — на этом я, пожалуй, завершу свой рассказ об «откровениях» эволюции. Я вкратце поведал обо всем, свидетелем чего мне довелось стать и что ты сам увидишь и узнаешь, как только умрешь.
Теперь предстоит рассказать тебе о самом главном, и я хочу сделать это здесь. Здесь, в этом прекрасном месте, хотя сами реки давно исчезли с лица земли, равно как и люди, когда то обитавшие на их берегах. Что же касается твоего вопроса, то я должен ответить на него так: «Мы там, куда я упал после того, как Он окончательно низверг меня с небес…»


ГЛАВА 12

«Ждите!» — рек Господь. И мы остановились пред вратами рая. Рядом со мной стояли те ангелы, которые всегда были моими единомышленниками, говорили и поступали так же, как говорил и поступал я. Михаил, Гавриил и Уриэль, хотя и не принадлежали к их числу, тоже были с нами.
«Мемнох, мой вечный обвинитель, — по обыкновению мягко обратился Он ко мне и озарил всех нас своим лучезарным сиянием, — прежде чем ты войдешь в рай и вновь станешь произносить свои обличительные речи, вернись на землю и тщательно, со всем вниманием и уважением еще раз изучи то, что уже видел, — прежде всего Я имею в виду человечество, — дабы, когда вернешься, ты мог с уверенностью сказать, что использовал все дарованные тебе возможности для понимания сути Моих деяний. Я сообщаю тебе, что человечество — часть природы и должно подчиняться тем ее законам, формирование которых ты наблюдал все последнее время. Только ты — и никто иной, за исключением Меня, — способен понять и постичь это в полной мере.
Но ты обязан вернуться туда и вновь увидеть все собственными глазами. Тогда, и только тогда, Я созову на небесах большой совет и приглашу на него ангелов всех уровней и рангов. И на этом всеобщем совете Я выслушаю то, что ты захочешь Мне сказать. Возьми с собой тех, кто мыслит так же, как ты, и ищет ответы на те же, что и ты, вопросы. Те же ангелы, кто никогда не подвергал сомнению деяния Мои и не мечтал ни о чем ином, кроме как вечно жить в лучах Моего света, пусть останутся здесь, рядом со Мной».
Мемнох умолк.
Мы медленно шли по берегу узкого моря, пока не достигли небольшой площадки с несколькими камнями, вполне пригодными для того, чтобы присесть на них и немного отдохнуть. Я не чувствовал усталости в физическом смысле этого слова, однако сознавал, что возможность остановиться и, так сказать, сменить позу обострит все мои чувства, усилит внимание и желание до конца выслушать рассказ Мемноха. Он сел вполоборота, справа от меня, и его крылья вновь словно растаяли в воздухе. Но прежде чем это случилось, они взвились вверх и во всю ширь распахнулись высоко над моей головой, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, и только тогда почти мгновенно исчезли, поскольку, когда Мемнох садился, места для них практически не оставалось.
— Едва Господь закончил, — продолжил свою повесть Мемнох, — на небесах поднялся невероятный шум. Ангелы пришли в волнение, решая, кто отправится следом за мной изучать мироздание, а кто останется в раю, рядом с Богом. Дело в том, что, как я уже тебе говорил, великое множество ангелов разбрелось по всему миру, некоторые из них провели там многие годы и успели полюбить моря и реки, долины и даже пустыни, которые к тому времени тоже появились на земле. Однако миссия, порученная мне Господом, была совершенно особой: узнать все, что только возможно, о человечестве. Вот почему главным вопросом, требовавшим ответа, был вопрос о том, кого из ангелов в той же мере, что и меня, интересует человечество как таковое, кто из них горит желанием познать связанные с ним тайны… — Постой постой, — перебил его я. — Извини, что прерываю, но сколько же всего ангелов существует на свете? Если я не ошибаюсь, Господь говорил о «всех уровнях и рангах»?
— Полагаю, кое что тебе об этом известно, — ответил Мемнох. — Первыми Господь создал нас, архангелов, — Мемноха, Михаила, Гавриила, Уриэля и многих других, чьи имена навсегда остались нераскрытыми, частично по причине невнимательности и небрежности, частично намеренно. Я тоже не стану их называть. Всего же архангелов было пятьдесят. Повторяю, мы были первыми, хотя вопрос о том, кто из нас появился раньше, а кто позже, всегда вызывал жаркие споры на небесах. Впрочем, я давным давно утратил к ним интерес. Сам же я абсолютно уверен, что первым был именно я. Но это не имеет значения.
Мы принадлежим к числу тех, кто имеет непосредственный доступ к Богу и в то же время самым тесным образом связан с землей. Вот почему нас именуют не только архангелами, но и ангелами хранителями и в религиозной литературе зачастую относят к низкому рангу. Однако ранг наш отнюдь не низок. Все мы сильны как личности, обладаем умением приспосабливаться и служим посредниками между Богом и людьми.
— Понятно. А Разиэль? А Метатрон? А Ремиэль?
Мемнох улыбнулся.
— Я не сомневался, что эти имена тебе тоже знакомы. Каждый из них, конечно, занимает свое место среди архангелов. Однако сейчас у меня нет возможности вдаваться в подробные объяснения. Ты все узнаешь, когда умрешь. К тому же человеческий разум, пусть даже это разум вампира, каким являешься ты, не в состоянии постичь столь многое сразу.
— Очень хорошо, — сказал я. — Только хочу уточнить вот что. Те имена, которые ты сейчас называл, принадлежат умопостигаемым сущностям? Сариэль тоже к ним относится?
— Да.
— А Загзагель?
— И он тоже. А теперь позволь мне продолжить. Позволь подробнее рассказать о замыслах. Мы, как ты знаешь, посланники Божий и самые главные ангелы, но я быстро превращался в обвинителя и противника Господа.
— А ведь слово «сатана» в переводе и означает «противник, обвинитель», — напомнил я. — И все другие имена, которые тебе очень не нравятся, так или иначе связаны именно с этим понятием — «обвинитель».
— Совершенно верно, — подтвердил Мемнох. — Однако религиозные писатели раннего периода, не ведая всей правды, а зная только ее фрагменты и отголоски, считали, что я обвинял не Бога, а людей. Вскоре, однако, ты поймешь, что у них были на то веские причины. Можно сказать, что я стал великим обвинителем всего и вся… — В голосе его на миг прорвались нотки гнева и раздражения, но он быстро взял себя в руки и уже абсолютно спокойным, ровным тоном продолжил: — Тем не менее мое имя — Мемнох. Не было и нет во вселенной ангела прозорливее и могущественнее, чем я.
— Не спорю, — согласно кивнул я скорее из вежливости, чем по какой либо иной причине. Хотя, если признаться, у меня не было причин подвергать сомнению его заявление. — Ты о говоришь о девяти ангельских рангах — или чинах, как их еще называют?
— Да, о них, — кивнул он. — О девяти чинах, составляющих небесную иерархию. О них подробно говорится в трудах еврейских и христианских ученых богословов, хотя точно определить суть каждого чина довольно трудно. В первую триаду входят серафимы, херувимы и престолы, или офанимы, как предпочитаю именовать их я. Эта первая триада занимается главным образом прославлением Бога. Они находятся в непосредственном Его распоряжении, практически никогда не покидают небесных пределов и купаются в лучах Божественного сияния, способного ослепить других.
В своих гневных обличительных речах, обращенных ко всем обитателям рая, я часто обвинял этих ангелов в… — да простятся мне эти слова! — в излишней приверженности Господу и в отсутствии собственной воли и индивидуальности, то есть того, чем в полной мере обладаем мы. На самом деле у них, конечно, есть и то и другое, поверь мне, действительно есть, даже у офанимов, самых молчаливых из этой триады, от которых зачастую вовек не дождешься слова. Любого ангела из первой триады Господь может послать с тем или иным поручением. Они спускаются и на землю, причем серафимы умеют со всей торжественностью обставлять свое явление людям. К чести их следует сказать, что все они искренне любят Господа, восхищаются Им и в Его присутствии испытывают неподдельный восторг. Он владеет всеми их помыслами, и потому никому из них не приходит в голову усомниться в Его деяниях или задать Ему какие либо вопросы. Словом, это наиболее покорные ангелы, хотя некоторые предпочитают говорить не о покорности, а о преданности Господу.
Вторую триаду составляют три чина, названия которым были даны людьми: господства, добродетели и силы. Откровенно говоря, ангелы, принадлежащие ко второй триаде, мало чем отличаются от ангелов первой. Они обитают чуть дальше от Божественного света, что, наверное, с учетом их предназначения вполне естественно, а если говорить о логике и сомнениях, заставляющих задавать Богу вопросы, то ни в том ни в другом, на мой взгляд, они не сильны. Впрочем, кто знает, возможно, я не прав. В целом ангелам второй триады тоже свойственна покорность. Однако они гораздо чаще, чем безгранично преданные Господу, завороженные Его величием и иногда надменные и заносчивые серафимы, спускаются на землю. Надеюсь, ты понимаешь, что по этой причине они более склонны к спорам.
— Да, понимаю.
— Находясь в раю, ангелы обеих триад беспрестанно поют свои гимны. Тем же самым они заняты и большую часть времени, проводимого на земле. В отличие от хвалебных гимнов, которые исполнялись мною и мне подобными и которые, как правило, были связаны с тем или иным конкретным событием, их искренние песнопения льются как бы самопроизвольно и непрерывным потоком взмывают к небесам, в то время как архангелы склонны подолгу молчать.
После смерти тебе представится возможность послушать пение ангелов всех триад. Однако сейчас это невозможно, ибо ангельское пение способно уничтожить тебя. Я позволил тебе услышать лишь малую толику — смех, отголоски пения, беспорядочные на первый взгляд шумы, — и большее пока для тебя недоступно.
Я кивнул, вспомнив, какие болезненные ощущения вызвали во мне прекрасные и величественные звуки.
— Самая низшая триада включает в себя чины начальства архангелов и ангелов, однако, как я уже говорил, это в корне неверно, ибо мы, архангелы, самые важные и могущественные; мы обладаем индивидуальностью, мы способны мыслить, сомневаться, нас многое интересует, беспокоит и заставляет задавать вопросы.
Другие ангелы, правда, считают такие качества порочными. Обычному серафиму и в голову не придет просить Бога о милосердии к человечеству.
Такова в нескольких словах небесная иерархия. Число ангелов несметно. Время от времени одни из них приближаются к Богу, другие, наоборот, по тем или иным причинам отдаляются от него. Такое движение происходит практически непрерывно.
Важно отметить, что ангелы хранители, наблюдатели и посланники Божий, пристально следившие за процессом сотворения мира, происходили практически из всех чинов. Даже среди серафимов были такие, кто в качестве ангелов хранителей провел на земле миллионы лет и лишь потом вернулся на небеса. В посещении земли любыми ангелами нет ничего необычного. Я представил тебе наиболее общую схему, но это не означает, что все установлено раз и навсегда.
Ангелы несовершенны. В этом ты уже имел возможность убедиться. Они созданы Богом и, совершенно очевидно, не могут сравниться в знании со всеведущим Господом. Однако знания их обширны, они способны постичь все, что известно в тот или иной момент времени, — если, конечно, сами того захотят. Вот в этом и состоит их главное различие. Одни жаждут знать все, а других интересует лишь Господь и Его отражение в душах наиболее преданных Ему почитателей.
— Насколько я понимаю, — уточнил я, — ты хочешь сказать, что все правы и в то же время все по своему ошибаются… — Больше правы, чем ошибаются. Суть в том, что каждый ангел обладает собственной индивидуальностью. Мы, падшие ангелы, не составляем какого то отдельного от всех, особого вида, разве что наши блестящие способности и ум выделяют нас среди остальных и позволяют считать себя не такими, как все. Однако я не думаю, что это на самом деле так… — Продолжай, я слушаю.
Мемнох рассмеялся.
— Уж не думаешь ли ты, что я собирался на этом закончить?
— Откуда мне знать? — сказал я. — Пока я не вижу во всем этом своего места. Каким образом вписываюсь в твою схему я — не как Лестат де Лионкур, а как… А как тот, кем я, собственно, сейчас являюсь… то есть как вампир… — Ты существо вполне земное и в то же время совершенно необычное — своего рода феномен, такой же, как, например, призрак. К этому мы еще придем — всему свое время. Когда Господь послал нас на землю, дабы мы наблюдали за человечеством, мертвые интересовали нас ничуть не меньше, чем живые. Скопление душ, венцом окутавшее землю, тех самых душ, которых мы видели собственными глазами и чьи стенания и плач явственно слышали, мы назвали преисподней, ибо нам казалось, что пространство, где они обитают, погружено в непроглядный мрак. А преисподняя и есть царство мрака.
— А дух, создавший вампиров…
— Не спеши, — перебил меня Мемнох. — На самом деле это очень просто. Однако позволь я объясню тебе все со своей точки зрения. В противном случае ты не сможешь меня правильно понять. Просьба, с которой я к тебе обратился, — просьба стать моим заместителем — настолько необычна, что ты не сумеешь уловить ее суть, если не выслушаешь меня очень внимательно.
— Пожалуйста, продолжай.
— Хорошо. Многие ангелы решили последовать за мной на землю, дабы оказаться как можно ближе к материи и, объединив все наши знания, исполнить повеление Господа — увидеть, познать и постичь происходящее. Михаил тоже отправился со мной, равно как и целый сонм других архангелов. Было среди нас несколько серафимов и несколько офанимов, а также ангелы других чинов, быть может не отличавшиеся большими умственными способностями, но живо интересовавшиеся процессом сотворения мира и искренне стремившиеся понять, почему же я так сердит на Господа Бога.

Страница 21 из 34 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |