Словно в печь прячется - свод полукруглый, каменный.
Никифоров попытался перевести дух. Негоже этак... загнанным мышонком.
Гоже, негоже... Нарассуждался... До утра сидеть будет. А как он узнает, что
утро? Сюда и свет никакой не достанет...
Теперь он расслышал: это был стон. Короткий, сдавленный, он прозвучал
совсем близко, рядом.
Выстудило все - и напускную браваду, и злость, и даже самый страх. Пусто
стало. Пусто. Никифоров словно видел во тьме - видел странным, нутряным
взором, так, зажмурясь, видишь круги и узоры. Он не жмурился, напротив, и
там, где был спуск в подвал, видел человека? морок? или просто кровь бьет в
голове?
Он съежился, теперь хотелось одного - чтобы ниша стала еще меньше,
раковиной, панцирем. Вжимаясь в стену ниши, он почувствовал, как та
подалась, и показалось - его выпихивают, изгоняют наружу.
Ложной оказалась стена, обманной. За ней - еще ход. На четвереньках
Никифоров полз, не удивляясь, даже не думая ни о чем, готовый ползти вечно,
только бы не упереться в тупик, тогда...
За собой он не слышал, чувствовал - отстали, на малость, но отстали. А
ходу конца не было. Никифоров замер. Тихо. Кажется, тихо. Ход-то не
маленький чего ползти, встать можно.
Он встал. Нет, в рост голова цепляет, но склонясь - можно идти. Только
куда? Показалось, что ход раздвоился. Никифоров стоял, щекой пытаясь
уловить малейшее шевеление воздуха. Влево, вправо?
И опять - стон. Сейчас далекий, тихий, он подстегнул. Дальше,
куда-нибудь, но дальше, Никифоров почти бежал, угадывая направление, не
всегда верно, ход порой изгибался, и тогда он ударялся о стену, но
нечувствительно, стараясь только быстрее направиться, отыскать путь -
вперед.
Новое столкновение вышло иным - налетел на деревянное, и звук от удара
отзвучал иначе. Вольнее. Пытаясь нащупать стену, он вытянул руки, но -
свободно. И вверх - тоже. И там, вверху, виднелся квадрат - не света, еще
нет, но тьмы пожиже. Пот, что беспрестанно заливал глаза, мешал смотреть, и
он стер его рукавом мокрой от пота же рубахи.
Лестница. Обычная приставная лестница, вот что было перед ним. Подвал
или погреб.
Срываясь, он полез вверх, спеша - освободиться, только сейчас он
почувствовал, как давила на него толща породы, земля. Ослабшими вдруг
руками Никифоров оперся о пол, оттолкнулся, встал.
Яркий карбидный свет ожег глаза, и в грудь уперлось - острое.
- Погоди, Микола, то студентик, не признал? - голос был знакомый, но
чей?
- Что с того, может, он - ихний, - но давление на грудь поуменьшилось.
- Да посмотри, раскровянился как, - луч фонаря сбежал вниз. Вокруг
стояли мужики, пять, шесть, толком не разглядеть.
- Ты, хлопчик, что там делал?
А, это Костюхин, Костюхин, с которым чай пили.
- Я... из церкви... там... - у Никифорова вдруг не оказалось слов, но
Костюхину хватило и сказанного.
- Понятно. Ты вот что, студент, выдь на двор да обожди там. Некогда нам
сейчас. Да убери вилы, Микола!
Тот проворчал недобро, но вилы опустил, и Никифоров понял, нет, не
понял, почувствовал - боится чего-то Микола. Они все боятся.
- Давай, давай, иди, - подтолкнули его к двери.
И комната и сени показались знакомыми, и он прошел не спотыкаясь.
- Прикрой дверь-то, - сказали в спину, и еще что-то, уже не ему. Фонарь
погас, но снаружи он был ни к чему - луна светила полно, редкие облака
недвижно зависли поодаль.
А дом ведь известный. Дом товарища Купы.
Никифоров дрожал усталой, вымученной дрожью; парная ночь не грела, и
казалось - пот, высыхая, превращается в иней.
Он присел на лавочку.
Что эти люди делают в доме товарища Купы, где сам товарищ Купа, что
вообще происходит - не интересовало Никифорова. Он просто не хотел ничего
знать, совершенно ничего.
Крики, что раздались минуту спустя, он встретил почти обречено, словно
ждал. А и как не ждать?
- Ты бей, бей!
- Заходи с боку!
- Колом, колом его!
- Держите Сашку! Держите! Утащит!
Потом все сплелось, спуталось, крики пошли бессловесные, дикие. Видно
было, как луч карбидного фонаря метался внутри, а затем остановился, замер.
Дверь распахнулась; наружу выбежал мужик, кажется, Микола. Припадая на
левую ногу, он бросился к калитке и, пробегая мимо Никифорова, прохрипел:
- Беги! Беги прочь!
Прочь? Куда?
Ноги знали.
К утру он вышел на станцию в семнадцати верстах от села - усталый
донельзя, в ссадинах и кровоподтеках, но странно успокоившийся. У колодца
он умылся, поправил, насколько можно, одежду и стал обычным пареньком,
побитым где-то в деревенской драке. Эка невидаль.
Вспоров потаенный кармашек штанов, где зашиты были обернутые вощанкой
деньги, "неприкосновенный запас", он пошел за билетом.
Что было, то было. И осталось - там. Нужно жить дальше. А время такое,
что жить следует неприметно, скромно. Не поладил с деревенскими
подкулачниками, и все.
Ему удалось пристроиться у окна. Вагон качало, люди вокруг занимались
обыкновенными делами - ели, поправлялись со вчерашнего, ругались, просто
дремали, и никому до него, Никифорова, не было никакого дела.
Он смотрел на пролетающие мимо деревья, на поля, на бредущих куда-то
баб, и чувствовал, как прошедшее уходит, заволакивается, становится
небылью. Лишь однажды, когда поезд выкатил на длинный мост над рекою,
помстилось, что небыль - сам поезд, этот вагон, старик напротив, жующий
дешевую чесночную колбасу, а в действительности он, Никифоров, остался там,
во тьме церковного подземелья. Но мост кончился, паровоз дал громкий
басовитый гудок и прогнал вон никчемные вздорные мысли. Продолжение
следует...
часть вторая
(МЕРОПРИЯТИЕ ДВА ДРОБЬ ОДИННАДЦАТЬ)
Вмятинка от удара приклада оспиной легла на светлую голубизну крашеных
ворот.
Страница 17 из 57
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
