Василий Щепетнев. ЧЕРНАЯ ЗЕМЛЯ. (ВИЙ, 20 ВЕК)




    - Да, - невесть чему поддакнул я, сбитый лексикой старухи.

    - Я расскажу. В конце концов, хуже не будет. Некуда, - она пошевелилась
    под одеялом - тонким, больничным, одно название. Хотя сейчас лето...

    - Я до десяти лет в городе жила. В Москве. Умненькая девочка из
    профессорской семьи. Даже тогда, в тридцатые годы, жили мы хорошо. Шесть
    комнат квартира, больших комнат, с высоченными потолками, с прислугой и
    нянькой, блютнеровским роялем на котором мама учила меня играть, ванной
    комнатой - именно комнатой, тоже большой, горячей водой двадцать четыре
    часа в сутки, служебной машиной... И школа - таких оставалось мало,
    единицы: воспитатели, французский и немецкий язык, обращение на . Лето
    обязательно на даче, в Переделкино, с противным козьим молоком, ... И
    знакомые у папы - профессура, артисты из известных, музыканты, художники.
    Брат папин был военный, комдив. И часто заходил к нам со своими друзьями.

    - А... А кем, простите, по специальности был ваш батюшка? - мне
    казалось, что бабка просто заговаривается, так странен был ее рассказ, но
    вдруг - правда?

    - Химик. Химик-органик. Вместе с профессором Лебедевым они разработали
    способ промышленного производства синтетического каучука. Но не
    перебивайте. Я жила спокойно, и, наверное, счастливо. Точнее, я не знала,
    что жизнь может быть иной, все принимала, как должное. И вот начались
    аресты. Вернее, они стали ближе, рядом. Гостей поубавилось, а оставшиеся
    как-то поскучнели, сидели смирно, и ели, ели и пили, помногу, отчаянно,
    впрок.

    Однажды папин брат, дядя Владлен, приехал поздно вечером. У него были .
    Не знаю уж, как он достал их, но в списках были те, кого должны были взять
    через несколько дней. И папа, и сам дядя Владлен, и дядины товарищи, и
    много других знакомых фамилий. Дяде Владлен и предложил - уехать в деревню.
    Организовать образцовый колхоз. Якобы на этих условиях их простят, не
    тронут.

    Самое удивительное, что они решились - папа, дядя Владлен и еще человек
    пятьдесят. С семьями набралось около двухсот. Некоторые отказались, я
    помню, как потом, уже в колхозе, говорили о них жалеючи. Не знаю. Иногда
    мне кажется, что ничего не изменилось, если бы мы остались в Москве.
    Впрочем, нет - все же мы были вместе.

    Приехали не пустое место. Напротив, деревня словно ждала нас. Избы,
    сараи, амбары. Нам, детям, все было внове, интересно, мы думали, что так и
    следует - пустая деревня для нас, как пустой дом для новоселов. Местных не
    было никого. Совсем никого. Быт налаживался, для нас, детей, это было
    что-то вроде дачи, и я поначалу не понимала, с чего это мама плачет ночами,
    да и у многих глаза по утрам становились красными. Работы мы, дети, первое
    время не видели. Только удивлялись, что это родители весь день где-то
    пропадают. Немножко голодали, но потом подоспели огороды, и в соседних
    деревнях прикупили живности - уток, кур. Деньги в первое время водились,
    еще городские деньги. На них и покупали - технику, лошадей, семенное зерно.
    Отсеялись поздно, но погода стояла хорошая, и год обещал быть с хлебом. Это
    я по разговорам взрослых знала.

    Работали и профессора, и красные командиры. Папе было сорок восемь лет,
    и он, подбадривая и себя, и нас, говорил, что здесь, на свежем возрасте, он
    помолодел и сбросил лет десять. Он действительно стал стройнее, но не
    моложе, а старше, быстро превратился в старика. Но работал хорошо. Хорошо
    работали все. Никакого пьянства, никаких прогулов. Работа - это жизнь на
    воле, так говорили вечерами взрослые. Порой они понижали голос - когда
    обсуждали судьбу тех, кто жил в Шаршках до нас.

    А мы бегали по округе, ждали осени, когда можно будет собирать колоски,
    толпились у конюшни, мечтая одним глазком посмотреть на знаменитого битюга
    а другим - на то, как будет жеребиться новая кобыла.

    И тут начали пропадать люди.

    Первым исчезла Татьяна, семилетняя дочка доцента университета Маричева,
    родственника известного троцкиста. Безлюдье, ближайшее село было в
    двенадцати верстах, сделало всех беспечными, нам разрешали гулять, где
    угодно, лишь бы не теряли из виду село. Поначалу не обеспокоились,
    подумали, заигралась девочка. Послали нас, посмотреть в коровнике, на
    конюшне, в Оленьем логу. Таню мы не нашли, лишь Бориска, сын дяди Владлена,
    отыскал в бурьяне красную сандалету.

    Тогда начали поиски всерьез, но безуспешно, Таню не отыскали. Всем нам
    строго-настрого запретили уходить за пределы села, по такому случаю
    дозволили помогать и в коровнике, и на конюшне, а родители пустили на
    огородики, что разбили у каждой избы - полоть, поливать, рыхлить землю.
    Пользы от нас было мало, но зато мы оказались заняты. Да и приучаться пора,
    колхоз - это надолго.

    Через две недели пропал дядя Чикирев, журналист, друг Алексея Кольцова,
    а в колхозе - пастух; у него были слабые легкие, и он целыми днями гонял по
    выпасам коров, такую работу он сам себе выпросил, считая полезной для
    здоровья. Его тоже искали, еще и потому, что боялись - побег из колхоза
    ляжет на всех нас. Об этом кричал начальник из района, приехавший по
    заявлению о пропавшем. Через неделю дядю Чикирева нашли. Нашли то, что от
    него осталось. Похоронили спешно, наскоро, из дорогих, почти драгоценных
    досок сколотили гроб, чтобы мы не видели тела. Районный начальник
    умилостивился и пообещал помочь, но ничего не сделал, потому что на
    следующий день после похорон исчезла тетя Роза, пианистка и доярка.

    Тогда впервые я услышала о людоеде. Говорили о нем неохотно, не желая
    нас пугать, но нас предупредили - бояться всех чужих, и, если увидим кого,
    ни в коем случае не подходить, а кричать и звать на помощь.

    Но чужих мы не видели. И никто не видел. А люди продолжали пропадать. За
    лето исчезло более десяти человек; некоторых потом нашли, некоторых - нет.
    Мужчины решили выставить дозор. Оружия, конечно, никакого не было, но из
    кос соорудили что-то наподобие пик, дядя Владлен говорил, что лучше штыка
    будет, а он был мастером, у него даже приз был, серебряные часы с
    гравировкой .

    Я помню, как он прибежал, с длинной рваной раной в полбока, бледный, но
    не от потери крови, а от волнения, от страха. Таким он не был даже в тот
    день, когда принес списки.

    Я помогала по медпункту, тетя Лиза устроила его в одной пустующей избе и
    каждый день принимала больных после того, как сама приходила с полевых
    работ. А я в ее отсутствие вроде как дежурила. И порядок наводила, убирала,
    подметала, мыла пол. Дядя Владлен велел мне позвать папу и еще несколько
    взрослых. Я привела их, а сама. Выйдя по приказу тети Лизы, осталась под
    окном, оно было раскрыто из-за жары.

    Дядя Владлен схватился с этим человеком. Тот оказался необыкновенно
    сильным, но дядя Владлен несколько раз пронзил его пикой. Но не это
    напугало дядю Владлена: вместе с тем человеком на него напал и дядя
    Чикирев. Тот самый, которого мы в начале лета похоронили.

    Дальше я не слышала - меня заметили и прогнали. Обиженная, я по пути
    встретила Бориску; он узнал, что его отец ранен и спешил в медпункт. Я
    рассказала ему, что рана неопасная (так объявила Тетя Лиза), и, если не
    будет заражения крови, все обойдется. Но про то, что рассказывал дядя
    Владлен, почему-то умолчала. Не хотелось говорить, хотя ранее сдержанностью
    я не отличалась, обычная девочка-болтушка.

    Несколько дней все говорили вполголоса. На работу и обратно ходили
    только вместе, человек по десять, а вечерами спорили, спорили... Я тогда
    почти ничего не понимала, да нас и не допускали до разговоров взрослых.
    Знаю только, что споры прекратились после того, как погибли все в доме Тети
    Лизы, той самой, что работала в медпункте.

    Командовал всем дядя Владлен. Он и еще старенький профессор Сахаревич,
    антрополог. Три дня стояла работа; по счастью, никого из районного
    начальства не было, они боялись приезжать в наше село, и немудрено. Все
    мужчины пропадали ночами, а возвращались усталыми, хмурыми и напуганными. Я
    помню, как отмалчивался папа на все расспросы - и мои, беспрестанные и
    нудные, и осторожные мамины.

    Наконец, однажды он пришел еще до рассвета, возбужденный, всклокоченный,
    и объявил нам:

    - Кончено! - и добавил тише, - надеюсь...


    Страница 44 из 57 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое