Саймон Грин. Охотник за смертью: Восстание. Deathstalker: Rebellion




    — Хорошо, входите. И пусть последствия этого падут на вашу голову.
    Тоби выругался, пинком распахнул дверь и вихрем ворвался в комнату. С разлета он успел пробежать шагов шесть и... остановился как вкопанный. Дверь за спиной Тоби с лязгом захлопнулась, но он этого не заметил. Он не заметил бы даже, если кто-нибудь засунул ему в штаны гранату. Оператора поселили в небольшой, скудно обставленной комнатке. Здесь было бы голо и неуютно, если бы не налет женственности, придавший скромному жилищу нарядный вид. А главным воплощением этой самой женственности был сам Флинн. Оператор сидел на кровати в длинном вечернем платье. В одной руке у него был коктейль в высоком бокале, в другой — томик стихов времен французского декаданса. На голове Флинна красовался золотистый парик, а лицо было покрыто слоем умело нанесенного макияжа. Рабочие брюки и грубые ботинки уступили место колготкам в сеточку и туфлям на высоких каблуках, а ногти оператор выкрасил в ядовито-розовый цвет. И выглядел он во всем этом естественно и непринужденно.
    Тоби закрыл глаза и потряс головой:
    — Флинн, вы же обещали мне не делать этого. Мы с вами не в цивилизованном мире. Вас не поймут. И в первую очередь вас не поймут представители церкви Христа-Воителя. Они казнят вас за дегенеративные склонности, а меня — за то, что я был с вами знаком. А теперь вытряхивайтесь из этой упряжи и надевайте что-нибудь такое, за что нас с вами не повесят. Мать Беатриса не будет ждать вечно.
    — Хватай мешки, — сказал Флинн. Он допил свой коктейль, вложил закладку в томик стихов и аккуратно поставил стакан и книжку на тумбочку. Только после этого он грациозно поднялся на ноги.
    — Ладно, уговорили. Подождите снаружи, пока я надену на себя что-нибудь неудобное. И учтите, что ни для кого, кроме матери Беатрисы, я бы этого делать не стал. Эта женщина — святая.
    Тоби вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Замок он защелкивать не стал, чтобы иметь возможность продолжать разговор, а в случае надобности предупредить Флинна о приближении постороннего. Оказавшись за дверью, Тоби снова тряхнул головой. Ну надо же, как ему не везет!
    — Почему из всех операторов в мире мне достались именно вы, а, Флинн? За что мне такое?
    — Вам срочно нужен был хороший оператор, а кромр меня с вами никто работать не соглашался, — объяснил Флинн из-за двери. — В конце концов, вы стали журналистом лишь потому, что хотели сбежать от дядюшки Грегора. Случилось так, что мне тоже срочно надо было покинуть планету. Мой последний поклонник принадлежал к одному из крупных кланов. Он тоже любил красиво одеваться — когда никто не видит, разумеется. Замечательный человек. Кроме всего прочего, поет йодль. Единственный из всех моих любовников, кто мог петь одновременно со всем остальным. Как у него звучали низкие ноты. Боже мой... А что он проделывал с гласными! Но мы поругались, и он почему-то решил, что я могу все рассказать, если мне хорошо заплатят. А этого он не мог себе позволить. Если кто-нибудь узнает о его склонностях, кланы больше не будут принимать его всерьез. Аристократ может быть выродком, но не глупцом.
    Я понял, о чем он думает, и решил, что в моих интересах на некоторое время покинуть город и отсидеться в какой-нибудь дыре, пока он не остынет. Только поэтому я и согласился работать с вами, Тоби Шрек. Сами понимаете, что вы не слишком популярны в среде операторов. Специалист по общественному мнению, который никогда не был журналистом, но уверен, что лучше всех справится с этой работой. Надеюсь, вы понимаете, что в этом нет ничего личного. Насколько я вижу, работаете вы хорошо. Я имел дело с худшими партнерами.
    Тоби нахмурился, но промолчал. Флинн говорил правду. Большую часть жизни он, Тоби, действительно формировал общественное мнение и боролся с плохим настроением Грегора. Коллеги его презирали, а семья не ценила. Никто не понимает, как трудно работать с общественным мнением. Но в душе Тоби всегда мечтал быть настоящим журналистом. Мечтал докапываться до правды и выводить на чистую воду высокопоставленных бандитов и взяточников, вместо того чтобы покрывать их. Но пока его не выгнали, у него просто не хватало духу оставить теплое местечко и уйти из клана. Зато теперь, на Техносе III, честолюбие Тоби разыгралось как никогда. Он еще покажет им всем, как надо работать! Наконец-то он может быть самим собой, а не прятаться в етни всемогущего Грегора Шрека. Впервые в жизни у Тоби появился шанс обрести самоуважение. Мать Беатриса никогда не давала интервью. А когда она огрела скороваркой репортера, пытавшегося выудить какую-то информацию у ее друзей с помощью шантажа, журналистская братия стала относиться к ней весьма серьезно. Здесь, на Техносе III, мать Беатриса была единственным человеком, который мог рассказать Тоби правду. Всю правду. Какой бы она ни была. И вот мать Беатриса согласилась дать ему интервью!
    Тоби свирепо пнул ногой косяк:
    — Флинн! Вы готовы наконец или нет?
    Дверь распахнулась, и на пороге появился Флинн, уже в дневном костюме. На плече его спящей совой притулилась голокамера. Флинн повернулся на пятках, давая Тоби возможность полюбоваться мешковатими штанами и защитного цвета курткой:
    — Ну? Так вам подойдет?
    — У вас помада на губах, — бесстрастным тоном сообщил Тоби.
    Флинн вытащил из кармана носовой платок, вытер губы и улыбнулся Тоби:
    — Так лучше?
    — Малость получше. А теперь побежали, пока мать Беатриса не передумала. Или пока кто-нибудь не заставил ее передумать.

    Тоби и Флинн тихонько пробирались по узким коридорам, останавливаясь всякий раз, когда им казалось, что кто-то идет. Но никого не было. Большинство обитателей жилого корпуса уже спали, доверив свою жизнь электронным и живым охранникам. Мятежники никогда еще не заходили так далеко, а никто из персонала фабрики не рискнул бы портить отношения с охраной. Как репортер, обязанный показать фабрику в самом выгодном свете, Тоби уже разведал безопасные пути и подкрепил их солидными взятками, чтобы никто не распространялся о его ночных похождениях. Теперь оставалось лишь надеяться, что так оно и будет.
    Тоби подвел Флинна к ближайшему выходу, и оба они остановились, чтобы напялить на себя висевшие у двери тяжелые меховые шубы. Зимой на Техносе III даже короткая прогулка без теплой одежды могла привести к смертельному исходу. Тоби и Флинн накрутили на себя столько мехов и шерсти, что превратились в какие-то потешные меховые коконы. В такой олежде даже шевельнуться было трудно. Только после этого они, спотыкаясь, направились к двери. Пржде чем открыть ее, Тоби выглянул в окно и присвистнул. Снег снаружи был таким густым, что непонятно было, как же там дышать, а ветер таким сильным, что летел этот снег почти горизонтально. На термометр Тоби даже и смотреть не стал — зачем лишний раз расстраиваться? Он поглубже натянул меховую шапку, укутал нос теплым шарфом и рывком распахнул тяжелую дверь. Оказалось, что перед дверью намело два огромных сугроба, так что им с Флинном пришлось пробивать себе путь ногами. Стоило им выйти наружу, и дверь снова захлопнулась, оставив их одних в зимней ночи Техноса III.
    Холод был убийственным. В первый момент Тоби и Флинн ухватились друг за друга, чтобы не упасть. Ледяной воздух обжигал бронхи, от резкого ветра слезились глаза. Снег покрывал землю слоем в добрый фут толщиной. Машины-уборщики без устали откапывали фабрику, но снег падал быстрее, чем они копали. Встречный ветер буквально сшибал с ног — приходилось сильно наклоняться вперед, чтобы устоять. От холода у Тоби заломило зубы. Даже намотанный на лицо шерстяной шарф не помог. Тоби нахмурился, втянул голову в плечи... И в этот момент ветер снова решил поменять направление. Тоби ужасно захотелось вернуться обратно, в теплый жилой корпус, но он с негодованием отбросил эту мысль. Он репортер и идет по горячему следу — одно это должно его согревать.
    Тоби попытался оглядеться, но снег слепил ему глаза. За пределами фабрики не было видно ни одного огня — только ночь и буря. По идее, здесь должны были быть звезды и даже две неболошие луны, но тяжелые тучи не пропускали никакого света. Чуть впеиеди какте-то храбрые маленькие огоньки освещали контуры длинного низкого сооружения без единого окна. Тоби взял Флинна под руку, молча указал ему на это сооружение, и оба они двинулись вперед, навстречу ураганному ветру. Камера Флинна сползла пониже, пытаясь укрыться от ветра за плечом своего хозяина.
    Длинное сооружение оказалось палаткой из металлизированной ткани. На стенах ее виднелись знакомые всем изображения красных крестов — символ общины сестер милосердия. На Техносе III постоянно шли бои, и эта пвлатка была единственным на всю планету госпиталем. Сестры лечили всех, не разбирая, кто на какой стороне сражался. Вообще-то на фабрике был госпиталь. Но он весь умещался в одной-единственной палате, и лечили в нем, разумеется, только офицеров. А все остальные — солдаты, стражники, наемники — должны были пользоваться услугами сестер милосердия. Офицеры считали, что это создает стимул — в такой, мол, ситуации солдат сделает все возможное, чтобы его не ранили.
    Палатка была огромной. Чем ближе подходил Тоби, тем больше она ему казалась. Уже через несколько шагов он подумал, что скоро останется без ног — так тяжело было пробираттся по колено в снегу, борясь с постоянно меняющимся ураганным ветром. Пот ручьями стекал со лба, норовя попасть в глаза, а то, что оставалось на бровях, тут же замерзало. Сыпать проклятиями Тоби давно уже перестал. На это ему попросту не хватало воздуха.
    Наконец он все-таки добрался до дальнего края огромной палатки и обнаружил там прочную сталльную дверь, а рядом с ней — небольшой звоночек. Пальцев своих Тоби уже не чувствовал, а потому стукнул но кнопке клаком. В двери загорелось маленькое окошко обзорного экрана, и появилось изображение дежурной сестры — точнее, только ее закрытых покрывалом лица и плеч. Кажется, она совсем не обрадовалась поздним посетителям. Тоби порылся в своих мехах, извлек на свет божий журналистский пропуск и развернул его перед окошком. Сестра фыркнула и выключила экран. Тоби и Флинн неуверенно переглянулись. Оба промерзли до костей, и мысль об интервью их уже давно не согревала. И тут дверь неожиданно распахнулась, и Тоби с Флинном буквально ввалилис ьв теплое помещение, подгоняемые очередным порывом ветра. Дверь за их спинами благополучно захлопнулась.
    Тоби снял шапку и стянул с лица шарф. В тепле и на свету на глаза его навернулись слезы. Некоторое время они с Флинном помогали друг другу стяхнуть с себя снег, потом Тоби обернулся к сестре и изобразил на своем лице льстивую улыбку. С сестрами милосердия следует быть вежливыми. Всегда. Память у них хорошая, и никогда ведь не знаешь, не доведется ли и тебе оказаться среди их подопечных. Впустившей их с Флинном сестре еще не было тридцати, но в уголках ее глаз и вокруг рта уже залегли жесткие линии морщин. А чего вы хотите от человека, который каждый день сталкивается со смертью и страданиями? Наряд ее состоял из простого белого халата и белого же плаа — так всегда одеваются сестры, выполняющие свой долг вдали от мира. Но сейчас это белое одеяние было покрыто свежими и засохшими пятнами крови. А еще очароватпльная сестричка была таких габаритов, что легко могла бы остановить даже танк, а ее улыбки испугался бы кто угодно — кроме, разумеется, репортера. Флинн потихоньку переместился за спину Тоби — так, на всякий случай, — а Тоби снова решил испыать чары свой улыбки:
    — Привет! Мы пришли повидать мать-игуменью Беатрису. Меня зовут Тобиас Шрек, а это мой оператор. Нас ждут.
    Сестра молча шагнула вперед, рывком распахнула шубу Тоби и обыскала его — быстро и профессионально. Затем она повторила ту же процедуру с Флинном — все эио время Тоби истово молился, чтобы оператор не захихикал. Убедившись, что оружия при гостях действительно нет, сестра отступила назад и уставида на них свой тяжелый взгляд.
    — Мать-игуменья говорила, что ожидает вас, но не смейте ее утомлять! В эти часы ей полагается отдыхать. Она и так каждый божий день работает от зари до зари, а в оставшееся время еще находит в себе сиьы общаться с такими, как вы. Я не желаю, чтобы вы ее утомляли. Ясно?
    — Конечно, сестра, — сказал Тоби. — Мы только поговорим — и сразу назад. Вы и глазом моргнуть не успеете.
    Сестра фыркнула, ясно показывая, что сомневается в его словах, но потом все же повернулась и двинулась вперед, показывая путь. Тоби и Флинн на всякий случай старались держаться от нее подальше. Шли они по проходу между двумя рядами коек — внутри госпиталь сестер милосердия представлял собой одну огромную палату. Койки стояли так плотно, что места для роскоши (такой, например, как стулья для посетителей) уже не оставалось. Да и сами койки ничуть не были похожи на больнрчные кровати цивилизованного мира. Никаких тебе встроенных сенсоров и диагностического оборудования. Больные в этом госпитале довольствовались обычными раскладушками и грубыми одеялами. На многих койках не было даже подушек. Пахло кровью и еще чем-то очень неприятным, но все это забивал густой запах дезинфекции. Большинство пациентов лежали тихо — Тоби надеялся,-что под действием наркотикков. Но были и такие, кто громко стонал и метался на своей узкой койке. У одного из стонущих не было обеих ног. У многих пациентов не хватало рук или части лица. Флинн бесстрастно снимал все, что видел. Тоби стало нехорошо. Он и представить себе не мог, что на свете существуют такие раны. Разве что в первобытном обществе. Тоби заставил себя успокоиться. Он для того и прилетел, чтобы показать людям, что здесь творится.
    — Неужели Вольфы не дают вам оборудование получше? — спросил он наконец как можно более бесстрастным тоном. Тоби опасался, что его ярость может побеспокоить больных.
    Сестра фыркнула и ответила, не оборачиваясь и не замедляя шага:
    — Мы здесь предоставлены сами себе. Официально считается, что Вольфы выигрывают эту мерзкую локальную войну, а стало быть, им незачем завозить на Технос III серьезное медицинское оборудование. Иначе поползут слухи. Узнав о количестве поставляемых медикаментов, люди могут догадаться о том, что тут творится на самом деле. Поэтому от Вольфов мы получаем ровно столько медикаментов, сколько нужно тому небольшому количеству раненых, о котором они докладывают. Им, видите ли, необходимо убедить всех, что ситуация у них под контролем. Сволочи. Утопила бы их всех. Можете так и записать — мне все равно.
    — Меня интересуют все точки зрения, — дипломатично сказал Тоби. — Я хочу рассказать людям правду о том, что здесь происходит.
    — Если вы не врете, то вы первый, кто этого хочет. Впрочем, это не имеет ровн оникакого значения. Вольфы все равно вырежут из ваших записей то, что им не понравится.
    На этот раз Тоби тактично промолчал. Он знал, что столкнется с цензурой. Фокус в том, чтобы обойти ее.
    Примерно в середине барака обнаружилась небольшая клетушка, отгороженная высокими ширмами. Сначала Тоби принял ее за туалет и был очень удивлен, когда сестра с выражением глубочайшего почтения на лице осторожно похлопала ладонью по ближайшей ширме.
    — Журналисты пришли, — робко сказала она. — Вы все еще хотите принять их, или мне вышвырнуть их за дверь?
    Из-за ширмы что-то тихо ответили. Сестра повернулась к Тоби и Флинну и снова нахмурилась.
    — Тридцать минут, — сообщила она, — и ни секундой больше. И если вы утомите ее, я вам яйца оторву.
    Она оттащила в сторону одну из ширм. Тоби и Флинн вежливо кивнули и проскользнули внутрь. Так, осторожно и с опаской, люди проходят мимо цепной собаки. За их спинами сестра вернула ширму на место.
    За ширмами оказалась крошечная комнатка. В ней только-только помещались стандартная больничная койка, умывальник на стене и маленький письменный стол. У стола на единственном стуле сидела сама мать Беатриса. Полы ее шелкового халатика были обтрепаны, локти протерты до дыр. Свои великолепные рыжие волосы мать-игуменья безжалостно обстригла. Она побледнела от усталости, но глаза ее лучились теплотой, а улыбка была искренней и доброжелаельной. Позади нее на вешалке для шляп висели черное одеяние игуменьи и наркахмаленный плат. Казалось, что в тесную каморку каким-то чудом умудрился втиснуться четвертый человек. Не вставая со стула, мать Беатрима протянула Тоби руку. Рукопожатие ее было крепким и энергичным. Затем она повернулась к Флинну, и тот, низко склонившись, поцеловал протянутую руку. Улыбка Беатрисы стала шире.
    — Еслиб ы вы знали, что я делала этими самыми руками всего полчаса назад, вы бы пулей вылетели отсюда и помчались полоскать рот серной кислотой.
    Повернувшись опять к Тоби, она продолжила:
    — Очень рада видеть вас обоих. Я уже боялась, что вы не придете. Все остальные, к кому я обращалась, побоялись ракачивать лодку.
    — Я тоже не могу обещать, что сделаю это, — признался Тоби. — Все зависит от содержания нашей с вами беседы. Ничего, если мой оператор будет ее снимать?
    — Ну конечно! Зачем бы еще я вас приглашала? Садитесь на кровтаь. Других стульев у нас здесь нет, а стоя вы занимаете слишком много места.
    Мать-игуменья откинулась на спинку стула, а Тоби осторожно опустился на узкую койку. Он боялся, что хрупкое сооружение не выюержит его веса. Койка оказалась на редкость жесткой. Флинн остался стоять. Он то приседал, то наклонялся, подбирая наиболее выгодный ракурс для съемки. Тоби не обращал на него внимания. Флинн всегда сам заботился обо всех технических деталях. Тоби был репортером. Его дело — организовывать и брать интервью, а потом по крупинке извлекать из них правду. Про мать Беатрису говорили, что она никогда не лжет. При дворе так оно и было, но там Беатрисе ничего не грозило. Неизвестно еще, что она скажет здесь, на передовой, среди раненых и умирающих. Говорили еще, что работа в полевом госпитале сильно изменила мать-игуменью. Но до сих пор Тоби слышал это, мягко говоря, не из первоисточрика .А еще он не верил в сушествование святых. Первый вопрос должен быть простым.
    — Здесь у васо чень тесно, мать Беатриса. Я правильно пониимаю, что эта палатка не была рассчитана на такое число пациентов?
    — Черт, ну конечно нет! Она была рассчитана на треть этого количества — так ведь это в цивилзиованных мирах! И можете звать меня Беа, я не на работе. Палатка скоро лопнет — а все потому, что в последнее время Вольфы терпят неудачу за неудачей. Границы на их карте ползают взад и вперед, и все они нарисованы кровью других людей. Конечно, среди наших пациентшв есть и мятежники. Сестры милосердия помогают всем сторонам. В любых обстоятельствах.
    Тоби изумленно приподнял бровь:
    — А Вольфы знают, что вы лечите раненых мятежников?

    Страница 54 из 70 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое