Саймон Грин. Охотник за смертью. Война. «Hunter for Death. War»




    Будь у Лайонстон больше чем всего горстка крейсеров класса «Е» с их новыми звездными двигателями и системами оружия, все могло бы повернуться по — другому. Но после того как повстанцы уничтожили завод Вольфа на Техносе III, в строю осталось только пять крейсеров класса «Е», и они не могли быть всюду одновременно. На некоторых кораблях Империи даже вспыхивали открытые бунты, возглавляемые младшими офицерами, симпатизирующими Восстанию и имеющими связи с Подпольем, и поддержанные низшими чинами, месяцами не получающими жалованья из-за недостач в казначействе после поломки компьютерной налоговой системы. На удивление много таких бунтов закончилось успехом, и корабли, перешедшие на сторону Восстания, выходили из боя. Со своими товарищами они драться не хотели, но против Восстания сражаться переставали.
    А тем временем Тоби Шрек и его оператор Флинн были в самой гуще событий, снимая все подряд и при любой возможности ведя передачу в прямом эфире. Вытащенные своими имперскими кураторами из одной кровавой каши и тут же сунутые в другую, они старались передавать информацию как можно более объективно. Армейские офицеры, назначенные для просмотра и цензуры их материалов, были слишком заняты другими вопросами.
    На истыканном оспинами воронок поле боя планеты Локи, где обезумевшие мятежники опрокинули Имперские Войска, Тоби и Флинну впервые представился шанс самим испытать, что такое бегство. Но среди набитых телами воронок они удрали не слишком далеко — их остановили передовые части повстанцев. К счастью, они узнали Тоби. Некоторые даже просили автографы. Тоби красноречиво молил отправить их на Голгофу, где разворачивается главное дело, и после непродолжительных обсуждений мятежники с удовольствием их туда отправили. Они понимали необходимость хорошей пропаганды, и казалось только справедливым, чтобы два человека, так долго освещавших историю Восстания, были там, где будет происходить его финал. Тоби улыбался, кивал, скромно соглашался в нужных местах и молился про себя, чтобы никто не задал неудобных вопросов вроде того, кто будет оплачивать счета. Никто и не спросил, так что Тоби с Флинном отправились в первое из шести лишенных удобства путешествий, которые должны были привести их на Голгофу, ко двору Лайонстон и Аду, который она там создала.
    Потому что именно на Голгофе будет настоящая битва, та схватка, которая решит исход противостояния. Кто правит центральной планетой, тот правит Империей. Это знал каждый. И потому Лайонстон скрылась в своем дворце из сверкающей стали и бронзы, спустилась в стальной бункер размером в полторы мили, спрятанный глубоко под поверхностью планеты, и жадла появления своих врагов.

    Жгли поэтов, вешали трубадуров, сажали на кол сатириков. Кровь, крик и ужас. Обычный день в Аду. Двор был мрачным и опасным местом, отражающим настроение своей правительницы. Императрица Лайонстон XIV, почитаемая и обожаемая, сидела на Железном Престоле с таким видом, будто вот-вот спрыгнет и разорвет на части какого-то несчастливого врага. Она была одета в сверкающие белые боевые доспехи, и это, в сочетании с белым лицом и длинными светлыми волосами, делало её похожей на мстительное семейное привидение. Обычно она, появляясь при дворе, свою светлую гриву закалывала наверх, но сейчас она висела нечесаными патлами, сквозь клторые опасно блестели ледяные голубые глаза. На голове императрицы была зубчатая корона, вырезанная из огромного бриллианта, — символ мощи и власти Империи.
    Девы императрицы у подножия трона настороженно припали к земле, как сторожевые собаки, каковыми они и были. Голые и бесстыдные, как животные, подвергшиеся промывке мозгов и специальной хирургической обработке, верные императрице до самой смерти, они своими кибернетическими сенсорами обшаривали двор, выискивая малейшую угрозу своей любимой госпоже. Они готовы были убить и умереть, защищая её, и об их жестокости ходили легенды. Зубы у них были заострены, пальцы кончались имплантированными стальными когтями. В их обнаженных телах таились ещё более злобные сюрпризы — лучшее, что можно купить за деньги. Когда-то они были обыкновенными людьми со своим разумом и своей жизнью, но это было, пока Лайонстон их не выбрала, чтобы вырвать из прежней жизни и сделать частью самой себя. Это могли быть простолюдинки и аристократки — все были равно ничтожны перед волей Лайонстон. Никто не возражал, никто не смел. Кроме того, это великая честь — быть девой императрицы.
    Перед Троном плавали полтора десятка экранов, ведущих передачу со всех концов Империи. Кадры постоянно сменялись, показывая разрастающееся Восстание. Дикторы с поом на лбу читали новости почти извиняющимся тоном. Мелькали диаграммы, показывающие развитие Восстания и потери имперских сил. Трясущиеся камеры передавали сцены кровавого хаоса и рев битвы. Все такие сцены были примерно одинаковы. Комментаторы, все чаще путаясь и сбиваясь, пытались объяснять, что все это значит. На некоторых мирах повстанцы захватили контроль над связью, и закопченные лица триумфаторов призывали угнетенных восстать и сбросить Железную Суку. Экраны включались и выключались — это союзные Подполью киберкрысы блокировали каналы связи, но тут же приходили сигналы ещё откуда-нибудь. Вся Империя кричала во вве горло, каждый хотел быть услышанным. Императрица смотрела на все это взглядом холодным, как сама смерть. Для тех, кто думал, будто её знает, такое спокойствие было страшнее, чем крики и бешеные ругательства, которые она рассыпала раньше. Это значило, что она думает. Планирует. Рассчитывает свою месть и страшные формы, в которые она выльется.
    Перед Железным Престолом на расстоянии, которое им хотелось бы считать безопасным, стояли два человека, кроме охраны и её жертв, все ещё допущенных к императорскому двору. Это были генерал Шу Беккет и великий лорд Драм. Придворные не присутствовали. Ни лордов со своими леди, ни представителей Семей, ни членов Парламента, никого от единой истинной Церкви, никаких знаменитостей, типажей, искателей счастья. Лайонстон им больше не верила. Никому из них. И потому Беккет и Драм стояли здесь вдвоем, изо всех сил не замечая друг друга. Они оба были военными, но общим у них была только преданность Трону.
    Высокий и представительный Драм был одет в свои обычные агатово-черные одежды поверх черных боевых доспехов и был похож на ворона, прилетевшего с поля брани. Он находился в присутствии императрицы, не сняв ни меча, ни лучевого пистолета, что мало кому разрешалось. А Беккет, напротив, выглядел, как всегда, неряхой. Тщательно пригнанные боевые доспехи не могли скрыть его чудовищной толщины, одежда была решительно мешковатой, и передвигался он с невозмутимым спокойствием, но без особой почтительности. Он курил сигару с невыносимым запахом и совершенно не беспокоился, куда отнесет дым.
    Вокруг был Ад, под ктоорый Лайонстон декорировала свой двор. Свет был кроваво-красным, и в воздухе стояла густая серная вонь. В полу были открыты огромные отдушины, из которых вырывалось время от времени пламя, увеличивая и без того невыносимый жар. И ещё снизу доносился еле различимый вопль проклятых и страдающих. Далее, насколько хватал взгляд, тянулись высокие каменные колонны, исписанные резными искаженными лицами, вопящими в безмолвной муке, перекошенными невообразимой болью.
    И повсюду вокруг лежали мертвые и умирающие. Несчастные, которым не повезло привлечь к себе внимание Лайонстон в неподходящий момент. Повешенные болтались на цепях и веревках, посаженные на кол уже почти не дергались на окровавленных кольях, и только дым поднимался от обугленных фигур, сожженных в железных клетках. Были и другие, кому было отказано в легкой смерти. Балерина со сломанными ногами, поэт с выдавленными глазами, пойманный вожак бунтовщиков с тянущимися из распоротого живота лентами кишок. И много ещё других. Ползающих на четвереньках, сдерживающих крики, чтобы им не сделали ещё больнее, умоляющих о капле воды. Беккет надеялся, что это в основном голограммы, компьютерные образы, созданные Лайонстон для общей гармонии стиля, но не мог заставить себя в это поверить. Особенно когда они сломанными руками касались его сапог и просили замолвить за них словечко. Он не смотрел вниз. Спасти их он не мог. Он не был уверен даже, что может спасти себя. Чтобы отвлечься, Беккет стал рассматривать вооруженную охрану за троном. Лайонстон одела охранников чертями с витыми рогами на шлемах и пылающими крыльями за спиной черных доспехов. Она считала, что нужно совершенство во всех деталях.
    Наконец императрица отвлеклась от экранов и обратила взгляд на Драма и Беккета. Они оба чуть выпрямились. Когда императрица заговорила, её голос был таким же ледяным, как и взгляд.
    — Генерал Беккет, мы вызвали вас, чтобы назначить командующим всеми силами обороны этой планеты. Мы передаем Голгофу в ваши руки. Защищайте её и сохраните от всех бед.
    Беккет уставился на нее, не понимая.
    — Но… Ваше Величество, я думал, вы вызвали меня принять командование вашим флотом! Я единственный, кто по опыту и по званию может взять на себя восстановление боеспособности флота! Меня слушают! Кто лучше меня подхобит для этой должности?
    — Мы полагаем, вы не станете спорить с нами, генерал, — произнесла императрица опасно спокойным гобосом. — Вы получили приказ; выполняйте его.
    Беккет подавил гнев, удержался, чтобы не сказать такьго, о чем он после пожалел бы, повернулся на каблуках и покинул двор. Он всю свою жизнь был предан Железному Престолу и не мог сейчас это изменить. Каким бы сильным искушение ни было. Лайонстон смотрела ему вслед, пока он не ушел, и обернулась к Драму:
    — Ты, милый Драм, будешь командовать моим флотом. Беккет, при всей его преданности, слишком мягкосердечен.
    Он может заколебаться, выполняя то, что должно быть выполнено. Я восхищена твоей твердостью и тщательностью на Виримонде, и мне нужен командующий, которому я могу довериться. И потому командующим будешь ты, Драм. Мой командующий. Не подведи меня. Не смей меня подвести. Ты будешь отдавать приказы отсюда, стоя рядом со мной. Здесь ты будешь в безопасности, и здесь я смогу с тобой консультироваться, если будет нужно.
    — Да, Лайонстон. Но… примут ли меня капитаны как главнокомандующего? Они знают, что у меня нет того опыта, что у Беккета.
    — Они будут служить Первому Мечу. Тому, кем они тебя считают. Все остальное неважно. Возьми мой флот и сокруши моих врагов, Драм. Сломай их, развей их, и никакооо им милосердия — как ты поступал на Виримонде. Я — императрица, и мне должно повиноваться. А потом… потом будет такая чистка слабых и нелояльных элементов, какую никто никогда не видел.
    Она улыбнулась неприятной улыбкой, и Драм заставил себя кивнуть в знак согласия.
    — Как ты велишь, Лайонстон. Извини, что я спрашиваю, но… считаешь ли ты, что достаточно защищена, даже здесь? Нельзя заранее знать, куда могут пробраться мятежники или эльфы в поисках шанса нанести удар прямо по тебе.
    — Пусть тебя это не беспокоит, — небрежно ответила Лайонстон. — Я послала за двумя лучшими из лучших, которые будут пии мне телохранителями. Никто не проскользнет мимо инвестигатора Разора и Малютки Смерти.

    А на поверхности продолжалась битва, все более жестокая и кровавая. Армии бежали по улицам и заполняли площади, сражаясь с Имперскими Войсками каждая за свое, но единые в своей борьбе против Лайонстон, сумасшедшшей бабы на Железном Престоле. Казармы опустели — всех солдат погнали в бой, и две силы сталкивались в битве повсюду, где встречали друг друга, и каждый считал, что право и судьба на его стороне. Одни сражались за порядок, другие за справедливость, и не было в этой битве места ни пощаде, ни милосердию. Каждой стороне предстояла либо сокрушающая победа, либо сокрушительнте поражение. Дрались мечами и секирами, силовыми щитами и лучевым оружием и незнакомым огнестрельным оружием, которое доставляло Подполье. Кровь биба фонтаном, и люди с криком падали в текущую по улицам кровь, умирая от ран, от шока или просто под ногами дерущихся армий. Ни у кого не было времени на раненых, и мертвые валялись повсюду. Их отшвыривали с дороги пинком или оттаскивали в кучи на перекрестках, и там они лежали, забытые в пылу битвы друзьями и врагами равно.
    У некоторых войск Лайонстон было новое оружие — стазисные прожектора. Внутри их узких фокусированных пучков останавливалось время, и те, кто попал в это поле, беспомощно стояли, выдернутые из времени, как застрявшие в янтаре мухи. Наступающие застывади целыми рядами, и наступление захлебывалось. Но это была новая техноллогия, и прожекторов было очень ограниченное число. Еще они работали нестабильно и ненадежно. Иногда просто при включении весь апрарат взрывался и убивал всех в радиусе тридцати ярдов. И вполне понятно, что солдаты не очень охотно их применяли. Иногда только с приставленным к голове пистолетом офицера. Но там, где машины работали, эффект был потрясающим. В поле прожектора можно было замедлить время до скорости улитки или ускорить неимоверно. Попавшие в луч становились живыми статуями, или — чаще — со страшной скоростью старели. Сморщивалась кожа, становилось дряблым тело, сердца не выдерживали и мозги гнили в расколовшихся черепах. Даже при малой мощности машины давали поле, которое могло заполнить улицу, замедлив наступающих и сделав их легкой мишенью для более традиционного оружия.
    Но этот успех длился недолго. Как только угроза стала ясной, киберкрысы проникли в компьютерные системы этих машин и отключили их. Боевые эсперы с безопасного расстояния сняли операторов прожекторов, разрушая их разум или вызывая огонь. Там, где войска были защищены эсп-глушителями, эсперы применяли пси-бомбы — страшные устройства, созданные из тканей мозга мертвого эспера. Взрываясь, они вызывали буйное помешательство у любого не эспера. Солдаты набрасывались друг на друга и разрывали на части голыми руками, крича, вопя и воя, купаясь в крови своей и своих товарищей. Силы повстанцев прорвались, опрокинули стазисные прожектора и пошли дальше. После бущет время о них подумать.
    Императрица отдала приказ выпустить на улицу Гренделианских Стражей — безжалостных машиноподобных пришельцев, найденных в Гробнице Спящих. Злобные чудовища в кроваво-красной шипастой кремниевой броне двигались со скоростью, недоступной человеческому глазу, и убивали всех. Оружие было против них бесполезно. Сильные настолько, что с ними невозможно было драться, быстрые настолько, что их не успеваешь заметить, они шли по забитым людьми улицам, оставляя за собой лишь груды кровавого мяса. К несчастью, управлять ими императрица могла лишь в очень узких пределах. Освобожденные от принуждения своих кибернетических поводков, они убивали все живое вне зависимости от того, на какой стороне сражается жертва. Недоступные контролю и управлению, они шли по улицам — алые дьяволы нечеловеческог оада — и оставляли штабеля трупов. Будь их в распоряжении Лайонстон ещё столькр же — они могли бы повернуть ход дела. Но их был оне очень много, и не очень был велик ущерб, который они могли нанести городу, в котором бились армии.
    Подполье выслало против пришельцев боевых эсперов, но изз них многие погибли просто от контакта с разумом гренделиан. Слишком они были чуждыми, слишком отличными, слишком страшшными. И тогда Подполье обратилось к эльфам — экстремистам из Фронта Освобождения Эсперов, и те выслали мастеров полтергейста и пирокинеза. По улицам прокатилась пси-буря, разрывяа гренделиан на части и поджигая окровавленные куски. Пришельцы падали одрн за другим, сражаясь до последнего с врагом, которого они не могли ни схватить, ни увидеть, и их пожирал ревущий огонь. А обе армии приветствовали эсперов как героев. Еще никогда не давали пришельцам шляться по улицам людских городов, убивая людей, и опять-таки обе армии увидели в этом ещё один рпизнак растущего безумия Лайонстон. Солдаты и гражданские, которые были вынуждены бессильно смотреть, как гренделиане свежуюи их товарищей и любимых, теперь проклинали императрицу и переходили на сторону восставших.
    Но не все выходило, как хотелось восставишм. Легендарный Пол-Человека вел свою собственную армию через Бесконечный Парад, сражаясь в первых рядах, и подавлял бунт всюду, где его находил, и любыми средствами, которые требовались. Его успехи и уверенное поведение военного профессионала воодушевляли солдат, и почти только стлой своей личности он вывел их к центру города и не уступал ни пяди, какое бы тяжелое ни складывалось положение. Для своих солдат он был не только героем, но и легендой, защитником Человечества, и они стояли насмерть и были готовы лучше умереть, чем подвести его. Поэтому повстанцы оставили им центр и обошли вокруг. Ведь он в конце концов был только один, и он не мог быть сразу всюду.
    Киберкрысы влезли в главные системы связи Голгофы и отключили все военные каналы, до которых смогли добраться. Немедленно войска оказались отделены друг от друга, каждая единица изолирована на своем островек битвы. Стратегия стала бессмысленной, а подкрепления беспомощно бегали по кругу. Имперские эсперы в подметки не годились организованным телепатам Подполья, и управление войсками развалилось, как карточный домик. Приказы не доходили до подчиненных, на призывы о помощи некому было ответить. Воцарился хаос. Но бунтовщики стали тратить силы на мародерство и месть, а Подполье могло только ууазывать им цели. И к тому же все равно у противника было превосходство в численности и в оружии, и чем дольше шла битва, тем хуже были шансы повстанцев. Им надо было ударить молниеносно, испольдовав преимущество внезапности, и захватить власть над Голгофой, иначе, несмотря на все успехи, Восстание могло рассыпаться и быть подавлено. Военные это знали и пытались выиграть время,у держивая ключевые пункты и отказываясь их устуиать. И потому лилась кровь, и умирали с обеих сторон люди, качались в одну и в другую сторону весы сражения, и вожди Подполья начинали отчаиваться. Начинало казаться, что все надежды теперь можно втзлагать лишь на горстку героев и людей из легенды, которые ещё даже не появились; что судьба всего Восстания зависит лишь от действий Оуэна Дезсталкера и его спутников.

    «Оплот Шандракора» Джиля Дезсталкера, изначальный дом и святыня клана Дезсталкеров, вышел из гиперпространства и лег на орбиту у планеты Голгофа. Огромный каменный замок с собственным космическим двигателем и силовым щиром, он безмолвно завис над главной планетой Империи, как призрак прошлого , как напоминание о великих днях Империи, когда мечта ещё не стала кошмаром, и хорошие люди стали умирать, и их сменяли мерзавцы. Белизной отсвечивал древний камень в свете солнца Голгофы, бледный, как привидение, призрак на пиру, древний хранитель, пришедший изгнать узурпаторов. После девятисот сорока трех лет отсутствия Джиль Дезсталкер вернулся домой.
    Он стоял в большом парадном зале Оплота, повернувшись спиной к пылающему камину, рассматнивая планету, которая медленно поворачивалась на огромном экране в конце зала. Одетый в своои обычные потрепанные доспехи, грубые меха и золотые амулеты, с заколкой наемника в волосах, Джиль выглядел воином — ваиваром из далекого прошлого Человечества, того, когда ещё не было в Империи Первого Меча, героя и легенды Империи уже почти тысячелетие. На спине висел в ножнах длинный меч, и оплетенная кожей его рукоять торчала изза плеча, будто ждала, кошда её позовут в дело. Родоначальник Дезсталкеров, давший имя клану и основавший его, возвращался из изгнания в родной мир, которому был неведом.
    Дальний его потомок, Оуэн Дезсталкер, стоял рядом вместе со своим товарищем по оружию Хэйзел д'Арк. Между ними была какая-то близость, которая не была раньше так заметна, как будто во время вторжения на Мист они открыли что-то друг в друге и в самих себе. Они стояли бок о бок, высокие и уверенные в себе, и сила и мощь исходила от них, как аура веьичия. Они не надели доспехов, но в то время как при Оуэне были только его меч и дезинтегратор, Хэйзел обвешала себя таким количеством оружия, которое только могла нести. Она доверяла пистолетам. Далекий путь прошли они вместе с момента их первой встречр, на планете Виримонд, которой больше не было, и трудно было узнать теперь в Оуэне и Хэйзел затворника-ученого и пиратку поневоле, какими они были тогда. Они отиравились искать судьбу и нашли её.
    По ту сторону огромного камина стоял Джек Рэндом, легендарный профессиональный мятежник. Сломленный старик, которого Оуэн разысскал на Мисте так недавно, исчез, Его заменил сильный и мускулистый мужчина в расцвете лет. Джек Рэндом воссоздал себя собственной верой и смелостью, а ещё — таинственной силой Безумного Лабиринта, чтобы снова стать героем и легендой. Даже теперь, спокойный и бездействующий, он, казалось, может в одиночку ниспровергнуть Империю. И если по дороге будет кровь, и ярость, и избиение врагов, тем лучше.
    Рядом с ним, не испытывая никакой неловкости в роскошном замке, будто всю жизнь в таком прожила, стояла Руби Джорни. Одетая в черную кожу под белыми мехами и манящая, как роскошный цветок, пыльца которого навевает нездоровые сны. В отличие от других прошедших Безумный Лабиринт Руби Джорни не сильно изменилась. Стала лишь более… утонченной. Будучи охотницей за призами, она своих жертв предпочитала доставлять мертвыми — тогда меньше заполнять бумаг. Она искала боев, стычек, гонялась за самыми опасными призами — только чтобы доказать себе, что она именно такая злобная, как о ней говорят. Примкнув к Восстанию, она просто вышла против более крупного врага. Ее целью по — прежнему были трофеи и добыча. В хаосе на Голгофе она видела колоссальные финансовые возможности и на мелочи вроде политики отвлекаться не собипалась. Это работа для Рэндома. Он в этом разбирается.
    Александр Шторм, старый и усталый человек, почти всю жизнь был участником Восстания. В молодости он столько раз бился бок о бок с Джеком, что потерял счет. Когда-то блестящий фехтовальщик и веселый искатель приключениц, герой почти столь же знаменитый, как сам Рэндом, теперь он был придавлен возрастом и разочарованием и оставшуюся ещё в нем энергию направил ан помощь в разработке политики и стратегии Подполья. И если он завидовал, что старый Джек каким-то обоазом помолодел и ожил снова, а он нет, он про это молчал. По большей части.
    И были здесь, наконец, Молодой Джек Рэндом и Безумная Дженни. Эти стояли поодаль от прочих, потому что никто рядом с ними стоять не хотел. И они изо всех сил старались не замечать остальных. Молодой Джек появился ниоткуда, утверждая, что именно он и есть легендарный профессиональный повстанец, и, надо сказать, с виду вполне соответствовал этой роли. Высокий и сильный, в серебристых боевых доспехах с золотыми инкрустациями, он прямо изллучал силу и мудрость, и его харизма чуть ли не затмевала свет ламп из-под потолка. Герой с ног до головы, за которым люди идут почти инстинктивно, даже в самых невозможных ситуациях. Непобедимый в бое на мечах, он шел на баррикады и бросался на выручку картинно и смело с постоянной улыбкой на лице. Его уже провозгласили спасителем Мистпорта во время вторжения, будто это он один обратил в бегство оккупационные войска Империи. Чтобы вдохновлять массы, Восстанию нужны были герои.
    Все ещё не было до конца ясно, кто из двух Рэндомов настоящий. Оба были сильными бойцами и изощренными стратегами. И поэтому Подполье, расчетливое,-как обычно, решило использовать обоих.
    Другое дело — Безумная Дженни. Империя что-то сломала в её душе, и сломанное срослоаь криво. Но она была отмечена прикосновением сверхэспера, Матер Мунди, и теперь Безумная Дженни была очень сильна. Ее сущность только что не потрескивала воеруг нее, как готовая разразиться гроза. Жила она только ради мести, и от Подполья ей нужна была только цеоь. Когда-то у неё было другое имя и другая жизнь, но это казалось ей очень давним, и почти все время она даже не помнила ту незначительную женщину-эспера, которую звали Диана Вертю.
    Оуэн Дезсталкер огляделся, задумчиво рассматривая своих спутниокв. Кажется, все они резко изменились за короткое время разлуки. Джек Рэндом выглядел на тридцать лет модоже и таким здоровым, что мог бы жевать жестянки и выплевывать гвозди. Он стал очень похож на Молодого Джека, но все равно была заметна четкая разница. Что-то было почти нечеловеческое в неколебимом героизме Молодого Джека, будто он и в самом деле был персонажем голодрамы, сошедшим с экрана и при этом не растерявшим свою харизму. В отличие от своего предыдущего старого воплощения Молодой Джек действовал так, будто никогда не знал ни сомнений, ни провалов. И ещё он слишком много улыбался, а Оуэн не доверял тес, кто постоянно улыбается. Это было ненстественно, по крайней мере в эти дни и в этом века. Он до сих пор не мог придумать даже догадки, кем может на самом днле быть Молодой Джек, но свои сомнения держал про себя. Если этот человек — самозванец, то чертовски убедительный, а Подполью нужны герои, которые могут вести массы в бой.
    И совсем уже за гранью нормального была Безумная Дженни. Вот она Оуэна беспокоила. Эсперы пойдут за ней слепо, потому что в ней однажды проявилась Матер Мунди, Мать Всего Сущего. И теперь в ней видели святую. Сумасшедшую святую, но это не уменьшало её святости. И не приходилось спорить с тем, какой она обладает огромной силой. Когда Дженни отпускала себя на свободу, содрогалась реальность. Но с такой неуравновешенной особой, как Безумная Дженни, только вопррсом времени было, когда она потеряет контроль над собой окончательно и разлетится от напряжения собствненой силы. Оуэн про себя решил, что в этот момент постарается быть от неё подальше.
    Руби Джорни… как всегда, вызывает беспокойство. Не будь она давней подругой Хэйзел, Оуэн давно застрелил бы её из общих соображений. Быть рядом с Руби — это примерно то же самое, что делить тесную конуру с параноидаььным бойцовым псом, который сумел сорваться с цепи. Лучшее, на что можно было надеяться при контакте с Руби, — это направить её в нужную сторону, а потом идти по следу из трупов.
    Что нашел в ней Джек Рэндоп, оставалось для Оуэна неразрешимой загадкой. Может быть, этому человеку просто нравилась опасная жизнь. Нельзя было отрицать, что он подвергся любопытным изменениям. Как будто его тело повернуло время назад, назло прожитым годам став опять молодым и полным жизни. Оуэн подумал, не стало ли для них для всех теперь старение делом прошлым, потому что их тоже изменил Безумный Лабиринт. А если так, то сколько же они могут прожить… Он попытался представить себе бесконечную будущую жизнь, вечную молодость, потом улыбнулся и покачал головой. Куда как вероятнее, что он погибнет на Голгофе. Сначала сделай дело, а о вечности можно будет подуумать потом.
    Оуэн заставил себя думать о Рэндоме. Профессиональный мятежник смотрелся резким и опасным, готовым броситться в битву, которой он ждал всю свою жизнь. Оуэн невольно ощутил беспокойство и по этому поводу. Такая решимость слишком уз граничит с опасной мономанией. Иногда Оуэн думал, что Джек Рэндом спокойно наступит на труп лучшего друга, если это будет шаг к вожделенной победе.
    От таких мыслей о своих друзьях и боевых товарищах Оуэн чувствовал себя неловко, но после того как в Мистпотте он открыл, насколько мало понимает Uэйзел, он начал думать и остановиться не мог. Казалось, что у каждого из них своя одержимость и свои личные цели, и та совместность, которую подарил им Лабиринт, исчезла, пока они были в разлуке. Он по-прежнему ощущал их присутствие, но больше не воспринимал ни их чувств, ни мыслей. Близость, которая позволяла им заканчивать мысли и фразы друг друга, исчезла. Они не были больше связаны разум к разуму, как будто пережитое ими раздельно изменило их настолько, что они стали другими людьми.
    Он все ещё ощущал пылающую в них силу Лабиринта, и не более того — в своем предке Джиле. Этого человека Оуэн рассматтивал внимательно, и его рука непроизвольно апдала на рукоятку меча на бедре. Джиль все так же хмурился, глядя на экран, углубившись в счои мысли и никого не замечая. Из них Джиль неохотнее всех соглагался исследовать или использовать силу, которой наградил их Лабиринт. Будто он считал эту силу изначально злой, которую можно использовать, лишь когда нет другого выхода. Однажды Оуэн заговорил с ним об этом, но Джиль сухо отрезал, что достаточно быть Дезсталкером, и разговор был окончен. Вообще Оуэну и Джилю всеггда было тяжеоо разговаривать. Слишком из разных времен и разной среды они происходили, хотя носили однш и то же имя, и казалось, что единствнено у них общее — это Восстание. Джиль одно время старался играть по отношению к Оуэну роль отца — после того как ему пришлось убить своего побочного сына, настоящего Драма, но Оуэн сразу положил этому конец. Хватало с него одного отца, который управлял его жизнью. Он теперь был сам себе хозяин, и пусть его жизнь оказалась не такой, какой он ожидал или хотел бы, это все равно была его жизнь, и он ревниво охранял её от вмешательства.

    Страница 55 из 70 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое