— Я бы не осмелился, — пробормотал про себя Драм. Они с Валентином низко поклонились и отбыли. По дороге они разминулись с Разором и Малюткой Смертью, но старательно отвели глаза. В своем теперешнем состоянии Лайонстон могла бы в обмене взглядами увидеть предательство. Драм и Вольф вышли из огромных двойных дверей тронного зала и прочь из Ада, идя так быстро, как только считали допустимым.
Инвестигатор Разор и лорд Кит Саммерайл подошли к ступеням трона несколько медленнее, остановились на безопасном расстоянии от дев и почтительно поклонились императрице. Когда они подняли головы, то с тревогой увидели, что Лайонстон улыбается. Не зря говорили, что императрица опаснее всего, когда у неё на губах улыбка. У неё чувство юмора было… не такое, как у других. Довольно своеобразное. Разор и Саммерайл стояли неподвижно, тщательно сохраняя на лице бесстрастность, а руки держали подальше от оружия, которое им было велено носить в её присутствии.
— Ну-ну, — небрежно сказала Лайонстон. — Двое моих любимых убийц. Очень мило. Разор, мне бы надо на тебя сердиться. Я велела тебе завоевать Мист во имя мое, и ты провалился. Но это не было твоей виной. Многие подвели меня в этом задании, но ты остался мне верен. А ты, Малютка Смерть, мой улыбчивый убийца? Ты принес мне голову молодого Дезсталкера — единственно, что вышло хорошего из всего этого провала. Ты мне всегда приносил самые лучшие подарки. Где-то он у меня тут, на шесте.
Хорошо, что вы оба снова со мной. Хорошо иметь рядом людей, на которых можно положиться. Ваша задача проста — защищать меня от любой опасности. Шансов, что сюда проникнут мятежники, ничтожно мало, особенно с тех пор, как я велела установить новые эсп-глушители, но, кажется, я теперь не могу рассчитывать, что все мои люди будут исполнять свой долг. Между моим Дворцом и поверхностью много уровней защиты, не все они зависят от человека, и я сама не беспомощна, но… все-таки лучше, когда вы двое меня охраняете. Имеете что-нибудь сказать? Учтите, ваши замечания должны быть очень конструктивны и по делу — если вас устраивает теперешнее крепление ваших голов.
— Служить Вашему Величеству — всегда большая честь, — поклонился Разор. — Я крайне горд оказанным мне доверием. Но я чувствую своим долгом сказать, что, когда вас защищает мой меч, я не вижу необходимости в присутствии Саммерайла. Я — профессиональный боец с огромным опытом. Этот же юный лорд в лучшем случае — талантливый любитель.
— Любитель-энтузиаст с исключительным списком побед за спиной — это куда лучшая защита, чем усталый старый человек, уже однажды уходивший в отставку, — ответил Кит, не повышая голоса. — Отошлите прочь эту окаменелость, Ваше Величество. Он вма не нужен, раз есть я. И я не хочу отвлекаться на то, чтобы защищать его жизнь вместе с вашей, Ваше Величество.
— Мне не надо, чтобы вы любили друг друга, — сказала Лайонстон. — Лишь бы вы делали свою работу. И не подходите слишком близко к девам — я их давно не кормила. — Она ласково улыбнулась своим защитникам. — Не беспокойтесь, двое моих самых верных подданных. Когда эта ерунда закончится и будет восстановлен порядок, я вам обещаю столько убийств, сколько вы сможете выполнить. Казни будут идти день и ночь, и кровь будет ходить по улицам волнами.
Она отвернулась, игнорируя их низкий поклон, и переключила экраны на главные каналы новостей. Повстанцы глушили каналы связи Армии и сил безопасности, едва те успевали их открывать, но каналов новостей не трогали. Они хотели, чтобы люди видели, что происходит. На всех экранах шли выпуски новостей со всей Голгофы, но в основном — из Бесконечного Парада, где шла решающая битва. Возбужденные голоса заполнили зал — громкие, перекрывающие друг друга, звучащие на грани истерики. Вести о ходе Восстания поступали с сотен разных планет, и редакции новостей лезли вон из кожи, стараясь дать все. Лайонстон переходила от экрана к экрану, пытаясь охватить ситуацию. Докладам своей службы безопасности она более не доверяла.
Экраны заполнили сцены кровопролития и уличных боев среди горящих зданий, то и дело прерываемые сообщениями репортеров и голосом комментаторов. Их лица так и мелькали на экране, они частили почти неразборчивой скороговоркой. Такого ещё никогда не бывало, и когда происходило столько событий сразу и почти все шло в прямом эфире, цензура была почти или даже совсем невозможна. Ошалев от возможности говорить правду, редакторы отбросили к чертям осторожность и пускали в эфир все, не задумываясь, что дают и откуда это передается. Комментаторы впервые в жизни говорили то, что думали, и не могли надышаться своей свободой. Как и аудитория, если судить по цифрам смотрящих зрителей.
Казалось, что все, кто не вышел на улицу драться за революцию, прилип к экранам. На наших глазах творится история, не уставали повторять каналы новостей, и впервые они не преувеличивали. Лайонстон увидела знакомое лицо и остановилась перед экраном. С него смотрело покрытое потом лицо Тоби Шрека. За его спиной в пылающем хаосе сновали люди с оружием в руках. Из взорванного дома на заднем плане валил густой черный дым. Пробежал взвод охранников в разорванных и окровавленных мундирах. Лицо Тоби было измазано копотью, одежда в полном беспорядке. Чтобы перекрыть творящийся вокруг бедлам, ему приходилось кричать, надсаживаясь.
— Тоби Шрек для «Имперских Новостей» ведет репортаж из центра Бесконечного Парада. Силы восставших овладевают всем городом, деморализованные и несущие большие потери правительственные войска отступают в панике. Бойня неимоверная. Трупы валяются штабелями. Раненые с обеих сторон умирают на улицах, поскольку в забитых госпиталях больше нет мест. Гражданские и нонкомбатанты пытаются спастись бегством, но убежища не найти нигде. Имперские войска и подтянутые к месту сражения боевые машины считают противником всех, кто к ним не принадлежит. Силы безопасности сгоняют гражданское население на площади и предают казни на страх тем, кто посмеет поддерживать Восстание. Если это и имеет эффект, то прямо противоположный — в повстанцах видят освободителей. Недавно императрица выпустила на улицы огромное количество Гренделианских Стражей. По разорванным в мелкие клочья телам очень трудно подсчитать убитых. В конце концов гренделиане были побеждены героическими эсперами Подполья. Безумная акция, предпринятая от имени императрицы, указывает на растущее отчаяние в её лагере и полное безразличие к жизни своих подданных.
— Жирный предатель! — Лайонстон отрубила сигнал, глаза её лезли из орбит от злости. — Он за это головой поплатится! Как он посмел!
Она перебегала от экрана к экрану, глядя на них пылающим взглядом, будто могла заставить их сообщить хорошие новости. Но всюду было одно и то же. Сражающиеся на безымянных улицах люди на фоне огня и дыма. Крики, вопли, неразборчивые приказы. Сверкание секир и мечей, плещущая в воздух кровь. Гудение силовых щитов и рев дезиинтеграторов. Мелькание куч щебня, которые были когда-то домами, дети с расширенными глазами, плавающие в своей и чужой крови. Вопящие женщины над неподвижными разорванными телами. Искаженные фигуры, висящие на фонарях, — где в мундирах, где в штатском.
Следя за интригой кровавых событий, репортеры и комментаторы оставили попытки освещать действия объективно и беспристрастно. Они постепенно заводились и хрипли, все чаще с шумом глотая воду из стакана. Стали доходить вести о первых победах мятежников. Сначала города, потом колонии, потом целые планеты выходили из-под власти Империи, от границ к центру. Некоторые каналы, до сих пор сохранявшие лояльность императрице, предпочитали отключаться, чем сообщать такие новости, другие попадали под контроль победоносных повстанцев. Эти экраны отключала сама императрица, но все труднее было найти канал, на котором можно было услышать то, что ей хочется. Наконец она отключила их все и по имплантированному коммуникатору вызвала генерала Шу Беккета. На плавающем перед ней экране появилось лицо генерала. У него был усталый вид, верхние пуговицы мундира расстегнуты.
— Чего тебе, Лайонстон? Я занят.
— Как смеешь ты так говорить с нами, Беккет? С тобой говорит императрица! У нас есть для тебя приказы, подлежащре немедленному выполнению. Определи все планеты, где мятежники взяли верх, и сожги их одну за другой. Мы не даем тебе полномочий принимать капитуляцию. Мы хотим, чтобы на этих планетах не осталось ничего живого.
Беккет бесстрастно глядел на неё с экрана.
— А те миллиарды невинных, которые погибнут?
— В расход. Им следовало тверже стоять против мятежникоы. Повтори наше приказание, генерал.
— К сожалению, я лишен возможности это сделать, Ваше Величество, как мне это ни больно. То, что осталось от Флота, испытывает непрерывные атаки хэйденов. Многие мои корабли выведены из строя или взяты на абордаж. Те, что остались, рассеяны так широко, что собрать их не удастся. У нас нигде нет такого сосредоточения кораблей, чтобы сжечь хоть одну планету. Мы сейчас сражаемся всеми наличными силами только чтобы уцелеть, императрица. По моей оценке, более сорока процентов Флота Вашего Величества уничтожено или захвачено противником.
Лайонстон совершенно вышла из себя и заорала оскорбления и ругательства в неподвижное лицо Беккета на экране. Она угрожала ему всем — от разжалования до ареста и расстрела на месте, если он не выполнит её приказаний, и опять он не ответил. Кое-как овладев собой, Лайонстон, тяжело дыша, смлтрела на экран и сжимала пальцы в кулаки. Беккет терпеливо ждал, пока она переведет дыхание, а она фиксировала его бешеным взглядом.
— Хорошо. Снова нас предает человек, которому мы вынуждены доверять. Новый приказ, генерал. Все крейсеры должны немедленно направиться на защиту Голгофы. Без исключений и оправданий. Мы требуем, чтобы вокруг планеты был создан кордон кораблей. Никто не должен через него пройти. Что бы ни случилось, Голгофа не должна пасть. Тебе ясно, генерал?
Беккет тяжело вздохнул:
— Лайонстон, это безнадежно. Мы слишком далеко. Даже если мы бросим на произвол судьбы людей, которых защищаем от хэйденво, пока мы пробьемся через их корабли, на Голгофе все будет кончено. Все, что я могу тебе предложить — это мои наилучшие пожелания и надежду, что лично ты в безопасности. И больше я для тебя ничего сделать не могу. Прощай, Лайонстон.
— Предатель! — завопила императрица в погасший экран. Она тяжело дышала, глаза её вылезли из орбит, будто смотрели на что-то, видипое только ей. Потом она стала перебегать от экрана к экрану, вызывая напрямую капитанов своего Флота. Многие не ответили по той илли иной причине, а те, кто ответили, ничем не могли ей помочь. У них были своип роблемы. Свою гордость и радость, корабли класса «Е», она оставила напоследок, но из них ответил только один. «Неколебимый».
Мостик был охвачен пламенем. Выли тревожные сирены и предупредительные сигналы, перекрывая все остальные звуки. Члены экипажа сгорбились в креслах, работая на оставшихся станциях с сосредоточенностью отчаянияя. В хаосе звуков еле слышны были команды и доклады, но вопли слышались вполне отчетливо. Мостик был усеян трупами, кое-где обугленные тела до сих пор сидели за взорвавшимися пультами. Дым поступал быстрее, чем вентиляторы успевали его вытягивать. Стонали и кричали раненые, но ни у кого не было для них времени. Лайонстон заорала, чтобы кто-нибудь ей доложил, и наконец какой-то младший офицер остановился перед экраном. Один его рукав почернел и скукожился от только что сбитого пламени, половина волос на голове обгорела. И половина лица была багрово-красной от ожога. Он принял что-то вроде стойки «смирно» и отдал экрану честь. Глаза его вылезали из орбит, как у зверя, глядящего нв лесной пожар. Лайонстон уставилась на него свирепым взглядом:
— Кто вы такой? Где капитан? Что творится на «Неколебимом»?
— Докладывает навигационный офицер Роберт Кэмпбелл, Ваше Величество! Капитан погиб. Нас атакуют три корабля хэйденов. Мы имеем преимущество в скорости, но у них превосходство вооружения и щитов. Наши щиты отказывают. Мы нанесли серьезное повреждение одному из кораблей хэйденов, но при этом истощили свои резервы опчти до нуля. Уровень энергии на корабле быстро падает. Но мы не сдаемся, Ваше Величество. Мы будем биться, пока они не разнесут наш корабль на части. Хотя бы время мы для вас выиграем.
Мощный взрыв потряс мостик — у корабля пробило корпус. В расширяющуюся дыру с визгом рванулся воздух и дым. Те, кто не был пристегнут к креслам, вцепились в пульты, чтобы их не вынесло в дыру. Свет мигнул и погас, сменившись тускло-красным аварийным освещением. Теперь был слышен звук только одной сирены, как вопль одинокой потерянной души в вечной тьме. Роберт Кэмпбелл вцепился в край экрана и пытался что-то крикнуть, но воздуха в легких ему не хватило. Он подтянулся куда-то от экрана, пытаясь добраться до аварийного выхода. Вокруг него один за другим взрывались пульты, отбрасывая мертвых операторов назад или разрывая на части. Экран погас, и в зале снова стало тихо. Лайонстон долго смотрела на пустой экра.н
— Храбрый мальчик, — сказала она наконец. — Может быть, надо было его поставить капитаном. А «Неколебимого» больше нет. Лучший из кораблей класса «Е». Корабль, который должен был быть непобедимым.
— Честно говоря, вряд ли конструкторы, назыавя его непобедимым, имели в виду корабли хэйденов,-— сказал Разор, которого это зрелище не слишком тронуло. — Кстати, чтоы уничтожить один крейсер класса «Е», потребовалось три легендарных золотистых корабля.
— Не корабль меня подвел! — крикнула Лайгнстон, снова впадая в ярость. — Это его команда. Трусы, предатели и неумехи! Ни на кого нельзя положиться, ни на кого!
Разор и Малютка Смерть переглянулись, но ничго не сказали.
На поверхности Голгофы бой в забитых улицах Бесконечного Парада становтлся грязным. Имперские силы отступали под напором со всех фронтов. Они стреляли во всех, кто не был одет в мундир, и взиывали за собой дома, прикрывая свое отступление. Они пытались использовать женщин и детей в качестве живого щита и сами их убивали, если они не справлялись. Почти все жители, не участвующи в бою, покинули город. Дым от бесчисленных горящих домов погрузил город в сумерки. При разбитых уличных фонарях единственным освещением было мигающее багровое пламя пожаров. И темные фигуры двигались в кровавом свете, и на уме у них была кровь.
Но Имперские Силы ещё не сдавались. Пусть перебиты все Гренделианские Стиажи, но было ещё и другое, секретное страшное оружие, до сих пор не пущенное в ход. В передние ряды вытащили эсп-глушители, чтобы сдержать атаки элььфов, но мозгов эсперов в стеклфнных клетках было мало, и радиус действия у них был ограничен. И поэтому вытащили экспериментальные живые эспглушители — пойманных эсперов с промытыми мозгами, принужденных к повиновению. Они слабо соображали, и повсюду их приходилось водить в цепях, но они быои эффективны, а радиус действия у них был ошеломляющий._Эсперамповстанцам пришлось отступить назад и дать место обычным бойцам. Там, где работали живые глушители, наступление повстанцев почти остановилось, и Имперские Силы получили воможность перегруппировки.
И потому на бой вышли клоны, толпы людей с одинаковыми лицами и девизом «Рожденные гореть» на груди в память о погибших Стиви Блю. Огонь дезинтеграторных пушек прокладывал в их рядах просеки, но их были тысячи, и остановить их было невозможно. Они просто бежали в огонь, перепрыгивая через павших, и уцелевшие обрушивал на засевших за баррикадами солдат. Всюду они прежде всего набрасывались на эсп-глушители, даруя им милосердную смерть, и за ними шла орда эльфов. Через несколько часов пришло сообщение, что живых эсп-глушителей в городе больше нет.
И тогда Подполье вывело на бой свое ужасное оружие. Полтергейстеры пускали по улицам сокрушающие пси-бури, разрывающие на части все, к чему прикасались. Солдаты вдруг взрывались, загораясь огнем, который не могла потушить вода — это вступили в дело пирокинетики. И пошли в ход эсп-бомбы — простые устройства, созданные на основе мозговых тканей эсперов. Там, где они взрывались, бедумие и ужас охватывали всех не эсперов вокруг. Солдаты вырывали себе глаза или набрасывались друг на друга, разрывая своих товарищей на части. Повстанцы наступали, отбивая у Имперских Войск позицию за позицией, и тогда на сцену вышли боевые машины Валентина, и снова все изменилось.
Огромные конструкции катились и топали по улицам пошире, встроенные дезинтеграторы косили ряды повстанцев. В первые секунды погибли сотни. Люди бросались в укрытие, но не было такого места, где не могли бы достать боевые машины. Они рмзбивали стены и дтма, добираясь до своей добычи, а огнестрельное оружие был против них бессильно. Ручные дезинтеграторы были слишком слабы, чтобы их остановить. Полтергейстеру забрасывали их огромными обломками разбитых домов и лишь оставляли царапины на металлических боках. Пирокинетики заливали их пламенем, но так же неумолимо шли вперед машины, улица за улицей, квартал за кварталом, отбирая всю территорию, уступленную Имперскими Войсками. Сами войска шли за машинами, но никак не забегали вперед: боевые машины стреляли по всему, что движется. Валенттин мог различить две стороны в битве, но не давал себе труда это делать. Слишком уж это было забавно. Разум его носился над всем городом, несомый боевыми машинами, а тело находилось в безопасности в Башне Вольфов. Через тысячи сенсоров он смотрел на творимое им рсзрушение и смерть, и думал Валентин, что это хорошо.
Эсперы сосредоточились перед наступающими машинами и молили о чуде. Они его получили. Матер Мунди, Мать Всего Сущего, вновт явила себя посредством всех эсперов, ярко озарпв каждого из собравшихся. Одно мгновение они сияли, как живые боги, озаряя окрестные улицы, и разумы их слились воедино, и неостановимая пси-буря прокатилась по улицам, рвзрывая на части боевые машины и разбрасывая осколки. На отступающие Имперские силы обрушилась стальная шрапнель, а потом они были сметены наступающей пси-бурей. Все эсперы города взревели от ликования, и звук триумфа потряс Бесконечный Парад.
В своем укрепленном укрытии в Башне Вольфов Валентина грубо вышвырнуло из боевых машин, и он сидел, тяжело дыша и дрожа всем телом, в своем контрольном центре. Одна за другой выключались вокруг него системы, невосстановимо разрушенные. Сам Валентин был оглушен и дезориентирован, но ему повезло — он остался жив. Атака эсперов настигла его в собственном доме, и любой разум был бы ею уничтожен, кромме химически измененного и усиленного. Он ещё ощущал ищущие его края сознания всех эсперов, не спьсобного уловить ег оскользкий и верткий разум. Придется оставить Башню Вольфов и найти себе святилище в другом месте. Но, думая об этом изо всех сил, он не мог придумать такого места, где бы его приняли. Даже Лайонстон не примет его после того, как он не смог своими боевыми машинами принести ей победу.
В сррдце Башни своей Семьи Валентин Вольф лихорадочно думал, что же ему теперь делать.
Технические туннели железнодорожной системы подземелий Дворца были запечатаны и заброшены уже столетия, и от ожидания не стали лучше. В них была та тьма, которая свойственна только глубоким подземнльям, абсолютная чернота, непроницаемая ни для какого света с поверхности. Здесь было холодно, как в Арктикр, а воздух был спертый и затхлый. Эхо от малейшего шума длилось, казалось, вечно, будто туннели были благодарны за любой звук после столетий безмолвия. И сквозь эти темные клаустрофобные туннели шли Оуэн, Хэйзел и Джиль, спотыкаясь на неровном полу и пригнув головы, чтобы не стукаться о низкий свод. Спасибо Лабиринту, холод их почти не трогал, но даже их неимоверное зрерие было бесполезно в такой полной тьме. У Джиля и Оуэна были лампы, и тусклый свет бросал неприятные блики на изогнутые стены туннеля. У Хэйзел была карта, которую Оуэн вытащил из компьютера, — почти такая же старая, как сами туннели. Проходы сплетались друг с другом в бесконечный лабиринт, и только один тщательео прорисованный маршрут мог привести повстанцев туда, куда они хотели,_вовремя — то есть чтобы от этого ещё могла быть хоть какая-то польза.
Блебный свет на изрытых стенах с плетями кабелей выглядел беспокойным, почти живым. Хэйзел что-то буркнула насчет движения по кишкам земли, но никто не засмеялся. Никого не тянуло на разглвор, каждый углубился в собственные мысли. После всех отданных борьбе времени и крови они двигалсь наконец к схватке, которая может означать конец правления Лайонстон и существующего порядка вещей. Оуэн пытался представить себе ту Империю, за создание которой он окажется ответственным, и не очень удивился, когда это не вышло. Как историк, он изучал множесвто различных древних обществ, включая и те, которые были официально исключены из всех записей, с самыми различными политическими устройствами и верованиями, но личный опыт его ограничивался Империей Семей и Железным Престолом. Рэндом и Хэйзел пытались по очереди объяснить ему смысл Империи, основанной на демократии, но при всем его желании им верить он в этом не видпл ничего, кроме хаоса. И пусть его черти возьмут, если он хоть в каком-то из этих вариантов будущего мог бы найти свое место. Но ведь и в Империи Лайонстон ему тоже места не было. Оуэн коротко улыбнулся, вспомнив, как невелики его шансы увидеть столь отдаленное будущее, каково бы оно ни было, а значит, беспокоиться пока не о чем. Сначала надо пережить это задание, а потом волноваться обо всем прочем.
Ему все ещё не было ясно, что он будет делать, когда проложит себе путь в тронный зал и сойдется лицом к лицу с исператрицей на Железном Престоле. С самого детства его учили уважать и почитать Престол, кто бы его ни звнимал; он клялся служить ему своей жизнью, а если понадобится — то и смертью. Железный Пречтрл был источником чести и долга и многого другого, что трудно было вложить в слова. Свергнуть Престол — это как свергнуть Бога. Оуэн Дезсталкер был аристократом,, пусть даже он был объявлен вне закона, и он считал, что в чем-то навсегда им останется. Но он видел слишком много темных сторон Империи, видел страдания и ужасы, на которых стояло общество бонатых и привилегированных, и теперь не мог просто отвернуться и притвориться, что не видел ничего. Длг, честь и простая человечность требовали от него положить этому конец.
И он стал вождем Восстания, героем и водхновителем других, и жизнь его была отдана отмщению за тех, чьи жизни были сломаны и растоптаны по капризу имперктрицы. Он теперь сражался за униженных и угнетеннфх, за эсперов, клонов и других нечеловеков, за тех, чья жизнь была разрушена императрицей, чье назначение было их защищать. И если иногда он чувствовал себя самозванцем или человеком, недьстойным быть вождем борьбы, то утешал себя тем, что никто другой не может сделать того, что делает он. Безумный Лабиринт сделал его больше чем человеком, и потому он сохранял в себе человека, направляя свои силы на служение Человечеству.
И все потому, что Лвйонстон поставила его вне закона и отобрала уютную жизнь и все, чем он дорожил. Он путался объяснить себе, что это не просто месть что это судьба дала ему понять, что чувствовали другие, когда императрица разрушала их жизнь, но слишком он был честен, чтобы хорошо лгать даже самому себе. Он хотел заставить её страдать, как страдал сам, отобрав то, что она более всего ценила.
Но в конце концов ничего из этого не имело значения. Сюда, в этот туннель, где он, спотыкаясь, шел опрокидывать Империю, его не привела ни одна из этих причин. Он сражался за девчонку, которая беспомощно плакала на окровавленном снегу глухого переулка в Мистпорте, когда он срезал её мечом, не думая ни секунды. Она была наркоманкой, глотательницей Крови и уличной бандиткой, и у него не было другого выхода, как её изувечить и потом доюить, но и это тоже не имело значения. А имело значение то, что никто не должен быть поставлен в необходимость жить, как она, или умирать, как она. Еще оюна погибшая душа в Аду, созданном Лайонстон. Ее плач преследовал его во сне, и кровь её вечно будет на его руках. Ради неё он опрокинет Империю, оставит весь образ жизни и все, во что когда-либо верил, и все равно знал, что этого мало будет во искупление его вины.
Туннель, по которому они шли, уперся в запечатанный люк. Оуэн и Джиль приложили к нему плечи и данную Лабиринтом силу, и толстая стальная плита повернулась на взвизгнувших петлях. В туннель брызнул свет такой яркий, что им пришлось отвернуться, пока не привыкли глаза. Оуэн выключил лампу, выглянул в люк, осторожно огляделся и дал знак остальным — все чисто. Они по очереди спрыгнули из люка на расположенную внизу платформу станции.
Страница 58 из 70
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
