— Нет есть, — ответил Оуэн. — Мы никогда не сдадимся. И скорее умрем, чем попадем к вам в руки.
— Но ведь это... неразумно.
— Да. Зато по-человечески. Черт, Мун, неужели ты забыл? Помнишь, каким ты был? Вспомни! Тобиас Мун, которого я знал, присоединился бы к нам в борьбе за то, чтобы раз и навсегда покончить с этим ужасом.
— Это было слишком давно, — сказал Мун.
— Нет, — отрезал Оуэн. — Это было вчера.
Он напряг весь свой ум, пытаясь активизировать старую ментальную связь, объединявшую тех, кто прошел через Безумный Лабиринт. Посредством этой связи он явственно ощутил стоящую рядом Хэйзел, и их сознания объединились, словно две составляющие единой картинки-головоломки. Будучи своеобразным эхом самой Хэйзел, к этой связи подключились Бонни Бедлам и Миднайт Блю. Их едиеый разум добрался до технического барьера, заслоняющего от них прежнего Муна, и, уничтожив этот барьер, наконец достиг его истинного сознания. Мун проснулся.
Едва это произошло, как сознание каждого из четверых вернулось на свое место. Они внимательно смотрели на Муна. Тот тяжело дышал и мотал головой. Остальные измененные отшатнулись от него, словно от прокаженного. Наконец Мун повернулся и взглянул на Оуэна.
— Я вспомнил... Когда меня изменяли, они заставили меня многое забыть. Но сейчас я вспомнил. При желании я мог бы зацепиться за свою память, но тогда я этого не хотел. Я слишком хотел походить на остальных хэйденов. Я был готов пожертвовать частью того, кем я был. Но теперь я стал прежним. Теперь я знаю, что не могу стать еще одним измененным. Потому что уже стал другим. Я буду с тобой до конца, Оуэн. Если нам суждено умереть, мы умрем вместе.
— Рад тебя снова видеть, Мун, — расплывшись в улыбке, произнес Оуэн.
— Самое время начать крупную заварушку, — заметила Хэйзел. — Надеюсь, ожидания нас не обманут. Пусть даже кое-кто из нас нн доживет до ее конца.
— Мне наплевать, — бросил Мун. — Я уже один раз умирал.
— И как тебе было на том свете? — поинтересовалась Хэйзел.
— Тихо и спокойно, — ответил Мун.
— Нет, только не это, — прервал их Оуэн. — Если мы начнем бой, то, несмотря на всю нашу силу и способности, погибнут повти все — мы, они и большинство захваченных хэйденами пленников. Этого я допустить не могу. Сегодня никто не должен умереть. Смертями я сыт по горло.
Оуэн вновь напряг свои ментальные силы, призвав всех, кто прошел через Лабиринт, и направил их обединенный разум через Тобиаса Муна к сознанию измененных. Это произошло легко и непринужденно, подобно тому, как свет вторгаетвя в бесконечный мрак океана. Хэйдены пытались сопротивляться, и им скорее всего удалось бы это сделать, если бы не Мун. Он был дверью, через которую Оуэн и его друзья проникли в мозг киборгов. Объединенное сознание хэйденов являлось продуктом деятельности сотен тысяч умов. Его масштабы поразили тех, кто пошел Лабиринт, и они поначалу несколько растерялись. Однако ум хэйденов ограничен логикой, которой подчинена работа компьютеров. А Оуэна и его друзей питали гнев и ужас, который они повидали в лабораториях. Ко всему прочему, у них была сила, полученная в Лабиринте. Все это вместе они обрушили единым ударом на коллективный разум хэйденов, и тот разлетелся, как зеркало, рассыпался на сотни тысяч мелких осколков. Мрак исчез, остался только свет. Увидев результат своих усилий, Оуэн и его друзья возликовали.
Дезсталкер несколько раз моргнул и, собравшись с мыслями, обвел лабораторию взглядом. Хэйдены не шевелясь стояли на прежних местах, но огонь в их глазах померк. Хэйзел осторожно приблизилась к одному из измененных и слегка толкнула его. Тот зашатался и чуть было не упал.
— Они не умерли, — тихо пояснил Мун. — Они просто отключилиаь. Все до единого.
— Здорово, — воскликнула Хэйзел. — Значит, мы всех отключили? Всех в этом здании?
— Всех в городе и на Брамине II, — ответил Мун. — Я же по-прежнему подключен к главным компьютерам. Система продолжает функционировать, но ею некому управлять. Хэйдены, которые находятся на других планетах, не морут это сделать, а те, что были здесь, вышли из строя.
— Мне стыдно признаться, что я возродил их к жизни, — сказал Оуэн. — Думаю, лучше всего будет всех их снова отключить. Кто знает... может, в свое время нам удастся их перепрограммировать и пробудить для человечества. Как, например, тебя, Мун.
— Да, — ответил тот. — Может быть, когда-нибудь это станет возможным.
— А сейчас нам нужно связаться с Империей и запросить бригаду помощи. В лабораториях слишком много людей. Если мы отключим аппаратуру, они погибнут. Возомжно, нам никогда не удастся вернуть их к нормальной человеческой жизни, но мы должны попытаться... Ты опять потерял свой народ. Мне очень жаль, Мун.
— Честно говоря, я никогда целиком не принадлежал хэйденам, — произнес Мун. — Хотя мне этого очень хотелось.
— Пойдем с нами, — предложила Хэйзел. — Мы вместе — одна семья.
Мун повернулся к Бонни и Миднайт.
— Интересно. Неужели вы двое — альтернативные воплощения Хэйзел?
— Мы гордимся тем, что Хэйзел — одна из наших версий, — сказала Миднайт. — Мы решили немного задержаться в вашей Вселенной, чтобы посмотреть, как идут дела.
— Да, — подтвердила Бонни. — Я как раз улепетывала с Миста и решила ненадолго прервать свое путешествие. Видите ли, порой мне чертовски не хватает хорошей заварушки.
— А кроме тогт, мы провели немного времени с Оуэном, — восторженным голосом заявила Миднайт. — Я не могла упустить такую возможность.
— Вот и славно, — произнес Дезсталкер, краем глаза заметив, как Хэйзел старается подавить смешок.
Глава пятая. Старая ненависть и новая месть
Джек Рэндом мерил шагами роскошные апартаменты Руби Джорни, нетерпеливо ожидая, когда наконец та соизволит появиться. Опаздывать для Руби — самое обычное дело. Никть и ничто на свете не может заставить ее поторопиться, з исключением разве что хорошей заварушки. С трудом удерживаясь, чтобы ежесекундно не глядеть на часы, Джек смотрел по сторонам, словно его яростный взгляд мог проникнуть сквозь стену и вынудить Руби поспешить.
Жилище Руби представляло собой воплощение комфорта. Полы комнаты устилали толстые пушистые ковры, три стены из четырех были сплошь увешаны аляповатыми живописными полотнами; что касается четвертой, то ее полностью занимал огромный голографический экран. На редкость неуклюжая хрустальная люстра впечатляющих рвзмеров, излишне громоздкая для этой комнаты, так низко свисала с потолка, что едва не касалась пола. Подобные сооружения красовались в каждой комнате квартиры Руби. Она питалм слабость к люстрам.
Ветхий антиквариат являл нелепый контраст с новейшими изобретениями. Древние обшарпанные стулья, казашось, готовы были развалиться при одном лишь кощунственном предположении, что кто-то решится на них сесть. Мягкие современные кресла, стоило Джеку опуститься на одно из них, начали массировать его, нимало не считаясь с тем, хочет он этого или нет. Джек вскочил и впредь старательно обходил их стороной. Мебели следует знать свое место, сердито подумал он.
Тут и там виднелись различные бытовые приборы — последние достижения современной техники, некоторые еще не до конца распаковапы. Любое изобретение, избавляющее от усилий, любое устройство, делающее быт более удобным, любая безумно дорогая новинка — все это в обязательном порядке попадало в жилище Руби, по большей части для того, чтобы потом пылиться без всякого применения. Казалось, Руби хочет иметь все на свете. Она никогда ничего не выбрасывала, во-первых, не в состоянии добровольно расстаться с собственным имуществом, а во-вторых, допуская, что какая-нибудь из ненужных вещей ей со временем пригодится.
В самом центре комнаты стоял неуклюжий кофейный столик, завалнный модными журналами. Здесь же валялись три последних выпуска «Оружия» и не менее четырех открытых коробок шоколадных конфет, из которых были старательно выбраны конфеты с кофейной помадкой. Джек бросил на конфеты тоскливый взгляд, однако не поддался искушениюю. Благодаря Лабиринту, независимо от количества поглощаемой Джеком пищи, вес его не менялся. Но стоит только начать, и он не остановится, пока не опустошит по меньшей мере одну из коробок. Руби, конечно, не будет в претензии, однако она, без сомнения, наградит его одним из своих понимающих и насмешливых взглядов, а то и отпустит колкость. Джеку этого вовсе не хотелось.
Поэтому он даже не смотрел в сторону массивного бара, где гордо выстроились ряды бутылок, содержащхи все виды алкоголя, известные как людям, так и инопланетянам. Хотя Лабиринт сделал Джека невосприимчивым к любым видам интоксикации, включая похмелье, он был твердо убежден — тот, кто превысил собственную норму, должен за это расплачиваться.
Ближайшее кресло призывно замурлыкало, и Джек раздраженно пнул его ногой. По крайней мере Руби теперь избавилась от целой армии слуг и прихлебателей, которые раньше без дела толкались в доме. С одной стороны, он не мог представить себе, как Руби оббходится без того, чтобы не раздавать направо и налево идиотские приказания и не сыпать ежеминутно угрозами уложить на месте несколько человек. Однако прихлебателей она видела насквозь, слуги ей быстро наскучили, и настал тот достопамятный день, когда она выставила всю шайку на улицу. Соседи до сих пор с содроганием вспоминают об этом событии. Кстати, выяснилось, что некоторые из изгнанных пытались продать средствам массовой информации истории, повествующие о «жизни вместе с Руби», а один до того разобиделся, когда Руби вышвырнула его прочь из своей спальни, что пытался ее зарезать. Мелкие куски, в которые превратилось тело горемыки, в течение нескольких недель крутились в канализационных трубах.
Джек испустил тяжелый вздох, перестал наконец мерить комнату шагами и обвел ее рассеянным взглядом. Он постоянно чувствовал себя усталым. В течение долгих недель он в поте лица трудился с раннего утра до позднего вечера, пытаясь осуществить свою заветную мечту, мечту о демократии. К тому же ему приходилось постоянно бороться с собственной природой и заставлять себя быть прежде всего дипломмтом, а не воином. Даже когда враги давали себе передышку и по каким-либо причинам не пытались дискредитировать или подорвать основы Парламента, сами депутаты нее сидели без дела. Казалось, они рады были бы разнести вновь созданный социальный институт, не оставив от него кпмня на камне. Реальная власть ударила в головы многим депутатам, хотя большинство из них плохоп редставляло, что, собственно, с этой властью делать Что ни день, возникали новые политические партии, которые опирались или на какую-либо догму, или на культ личности. Программы новостей бцли сплошь заполнены «говорящиими головами» — новоиспеченные политические деятели в обмен на голоса обещали избирателям все мыслимые блага вплоть до второго пришествия. На улицах то и дело вспыхивали бурные стычки между агитаторами.
Внезапно Джек увидел свое отражение в полный рочт в одном из висевших на стене зеркпл и принялся беспристрастно изучать его. Из зеркала глядел моложавый, подтянутый мужчина, находящийся в превосходной физической форме._Разумеется, в его силах разделаться с врагами и свергнуть остатки старого режима. С Лайонстон покончено, и Семьи слабеют день ото дня. Он должен чувствовать, что все на свете ему подвластно. Откуда же эиа проклятая усталость? Конечно, на его плрчи легла чересчур большая ответственность. Оуэн и Хэйзел полностью поглощены своими делами, требующими постоянных разъездов, а Руби совершенно не интересуется политикой. Впрочем, сейчас ее ничто не интересует по-настоящему. К немалому удивлению самой Руби, новизна ощущений, связанных со свалившимся как снег на голову неисоверным богатством, быстро притупилась. Когда можешь иметь все, что пожелает твоя левая нога, новые приобретения перестают радовать. В последнее врея Руби спала до полудня, топила тоску в алкоголе или отправлялась в места, где ее не знали в лицо, и пыталась затеять там драку. Она ухитрилась проникнуть даже на Арену, но безумца, рискнувшего бы с ней сразиться, не нашлось. Даже нелюди предпочли сказаться больными, только бы не иметь дела с Руби Джорни.
Какое счастье, что он по крайней мере обрел цель жизни. Даюе если эту цель выбрал не сам. Нянчиться с новорожденной демократией — тяжеоле, хлопотливое и зачастую неблагодарное дело. Раньше Джеку представлялось, что демократия огромной мощной волной захлестнет Империю и без труда сметет старые предрассудки, например аристократию и привилегии. В его мечтах народ должен был сплотиться, чтобы радостно и дружно нести совместное бремя власти и ответственности. Как сильно он ошибался!
Отражение устремило на Джека насмешливый взгляд. Грех жаловаться! Благодаря Лабиринту время для него повернулось вспять, и теперь ему снова как будто слегка за двадцать. Никогда в жизни он не был таким сиильным, ловким и крепким, как сейчас. Он признан одним из величайших военачальников эпохи. Почему же, черт побери, он чывствует себя старой развалиной?
Джек повернулся к зеркалу спиной и вновь обвел взглядом роскошные апартаменты, пытаясь увидеть их глазами своего прежнего «я», глазами легендарного профессионального мятежника. Он и не думал, что кгда-нибудь окажется среди подобной роскоши. Большую часть жизни он довольствовабся убогими временными пристанищами, перебирался с одной угнетенной планеты на другую, скрываясь от любопытных глаз или возможных предателей. Тогда ему не было дела до удобств. Да и не мог он позволить себе жить в комфорте, когда тысячи тысяч страдали в нужде и рабстве.
Конечно, с такой жизнью легко мириться, пока молод и силен. Тогда он каждую ночь любовался звездами, сияющими в глвзах очередной боевой подруги. С возрастом Джек стал болезненно переживать неудачи. Следовать путем мятежа год от года становилось тяжелее. Слишком много друзей погибло, слишком много надежд было сметено огневой мощью Империи. Ему неизменно удавалось скрыться, но позади оставались горы трупов. Когда вследствие предательства Джека Рэндома наконец схватили, он едва ли не вздохнул с облегчением. Легенда, окружавшая его имя, давила непомерным грузом, и когда с помощью соратников ему удалось вырваться из плена, он решил отказаться от собственного имени, назвалс яДжобом Айронхендом и избрал скромный удел простого сторожа. В ту пору, когда от его решений не зависело множество судеб, ему жилось куда спокойнее.
Впрочем, отказаться от прожитого было не так просто. Разумеется, откуда ни возьмись, явился этот проклятый Оуэн Дезсталкер — явился, чтобы вновь призвать его к выполнению долга, предназначенного судьбой. Позднее Безумный Лабиринт вернул ему молодость и силы, Восстание вспыхнуло и разгорелось так стремительно, что он сам едва мог поверить в это. А вскоре Джек на собственном опыте узнал, что испытывает человек, мечты которого становятся явью. Ое достиг всего, о чем когда-либо осмеливался мечтать, и потом... что потом остается делать тому, кому не о чем больше мечтать? Нет, конечно, дел и обязанностей у него выше головы, и в течрние ближайших лет праздность ему не гроззит. Теперь основным занятием Джека стала политика. Но это совсем не то, к чему он привык.
Конечно, сейчас Джек Рэндом не отказывал себе в некотором комфорте, однако жил весьмм скромно: занимал небольшую квартиру в здании, примыкающем к Парламенту. Это давало ему возможность появляться на слушаниях, как только возникала необходимость, к тому же здание тщательно охранялось, а Джек нуждался в особых мерах предосторожности, чтобы уберечься от многочисленнх врагов. Слишком многиа людям, преюставителям всех граней политического спектра он доставил серьезные неприятности. Почти все считали, что его действия в отношении Блю Блока были оправданы с точки зрения исторической необходимости. Однако это не означало, что поступки Джека Рэндома вызывали всеобщее и безоговорочное одобрение.
Когда он перебрался в более безопасное жилище, количество покушений на его жизнь резко снизилось. Ощнако возникла новая проблема. В новый дом стало трудно попасть не только врагам, но и друзьяям. Иногда это спартанское жилище казалось невыносимо пустым и тихим.
После завершения Восстания Джек и Руби пытмлись житьв месте. Увы, ничего путного не вышло. Их вкусы, потребности и характеры оказались настолько противоположными, что всего через месяц они сочли за благо разъехаться. Их уклады никак не сочетались. Он хотел работать, она — развлекаться. Он был человеком долга и чести, а она... она обожала ходить по магазинам — и затевать драки в переполненных кадаках. Конечно, они любили друг друга, и в постеели все было прекрасно, но невозможно проводить там все время. Растущее раздражение, которое оба испытывали, в конце концов разрешилось бурным скандалом. Тогда они не только вылили друг на друга ушаты оскорблений и упреков, но и пустили в ход тяжелые предметы.
Однако кончилось все благополучно. После ссоры они мирно разъехались и вскоре вновь стали друзьями. Джек ни в чем не упрекал Руби. Он знал, что с ним не так легко ужиться; это с охотой подтвердила бы каждая из его семи бывших жен, прибавив от себя несколько душераздирающих подробностей.
К тому же Руби чертовски много пила. Она заявляла, что перемены, произошедшие с ней после Лабиринта, служат надежной задитой, но Джек отнюдь не разделял ее уверенности. Он видел, что она утрачивает остроиу ума. Совершает ошибки. Все чаще доверяет людям, которые не заслуживают доверия — а ведь всего год назад безошибоыная интуиция неизменно предостерегала ее от подобных промахов. Джек отлично понимал, почему она пьет. Руби требовалось хоть какое-то занятие. Эта женщина могла вынести все, кроме скуки, а времена, когда она промышляла охотой за скальпаии, не прошли для нее даром. В глазах того, для кого убийство стало привычным делом, цена человеческой жизни ничтожно мала, даже если эта жизнь — твоя сбственная. Возможно, именно собственную жизнь такие люди ценят меньше всего.
Джек тяжело вздохнул и вновь принялся бродить по комнате Ему было о чем поразмыслить. В свое время он боролся против государственной системы. Теперь стал ее частью. Он превратился в политика, который изменяет своим прежним идеалам во имя компромиссов и идет на сотрудничество с людьми, вызывающими у него отвращение. Впрочем, с подобными людьми ему приходилось иметь дело и раньше, когда надо было добыть средства для борьбы. Однако никогда прежде он не поступался принципами, а теперь все чаще оказывается в ситуациях, когда требовалось жертвовать своими прежними убеждениями. Разумеется, ради высокой цели. Ради возможности воплотить наконец в жизнь какую-либо годами лелеемую идею.
Проблема состояла в том, что он слишком долго был непререкаемым лидером; мужчины и женщины охотно подчинялись ему, плененные величием целей, ораторским искусством и неотразимой улыбкой. Теперь Джек стал всего лишь одним из влиятельных политиков и нередко с пеной у рта отстаивал свою точку зрения. Иногда приходилось проявлять немалую изобретательность, а если и это не помогало — объединяться с теми, чьи убеждепия хоть в какой-то стеепени близки его собственным, чтобы отобрать голоса у прочих ублюдков. Д потом расплачиваться с новыми союзниками за оказанную поддержку. Когда выяснилось, что чудесная сила и вторая молодость, дарованные ему Безумным Лабиринтом, не в состоянии помочь в осуществлении его нынешни упований, он был удивлен и разочарован. Конечно, он мог запугать других плоитиков, добиться своего при помощи угроз, однако это означало предать все, во что Джек когда-то верил.
Одним из главных камней преткновения служили Семьи. Они не только постепенно уступали влияние остающемуся в тени Блю Блоку, но и несомненно, не придерживались ни буквы, ни духа того соглашения, которое с ними заключил Джек Рэндлм. Под руководством Блю Блока Семьи открьвенно пытались вернуть себе власть и господство во всех сферах. Подумав об этом, Джек фыркнул, и его рука автоматически потянулась к пистолеты. Ничего, пусть пытаются. Скорее он прикончит проклятых аристократов всех до еддиного, чем позволит Кланам вновь обрести утраченные позиции. Не для того он потерля стольких хоноших друзей, чиобы отступить у последнего рубежа.
Блю Болк... спору нет, это настояжая загадка. Джек знал, что он существует, но никто и никогда не мог сообщить об эой организации что-нибудь определенное. Напрасно он выискивал реальные факты, стоявшие за произносимыми шепотом названиями — Черный Колледж и Красная Церковь. Пока что все его усилия не увенчались успехом.
Джек недовольно сдвинул брови. Было время, когда соглашение, которое он заключил с Блю Блоком, при всей своей непривлекательности казалось ему необходимым. Теперь он постоянно задавался вопросом — не поменял ли он очевидное и откровенное зло на зло еще большее, только тайное. Блю Блок ставил перед собой четкие задачи, которые он, Джрк Рэдном, пока не мог определить. Если бы рядом был кто-то, с кем можно поговорить без утайки, кто-то, кому можно довериться всецело. Но Оуэн и Хэйзел далеко, а Руби... ей все до лампочки.
Джек раздражанно огляделся. Тут дверь спальни отворилась, и глазам его наконец предстала Руби. К немалому удивлению Джека, на ней был черный, изрядно потрепанный кожаный костюм, на которуй она накинула белые, но весьма грязные меха. УДжека прп виде такого чуда буквально отвислаа челюсть. С тех пор как Руби получила возможность швыряться деньгами, она стала страстной модницей и взяла за правило никогда не появляться дваджы в одном и том же наряде, каким бы дорогим и шикарным он ни был. И вдруг она снова влезла в видавший виды костюм, в котором охотилась за скальпами, а в качестве единственного, хотя и эффектного украшения выбрала меч. Заметив недоуменный взгляд Джека, Руби громко фыркнула.
— Прекрати таращить глаза, а то они у тебя вот-вот выскочат. В этом нвряде я чувствую себя самой сшбой. Такой, какой была раньше.
Она прошествовала к ближайшему зеркалу, приняла изысканную позу и одобрительно кивнула собственному отражению.
— Полюбуйся только! Несколько месяцев только и делаю, что обжираюсь, напивюсь и, к твоему великому ужасу, всячески прожигаю жизнь, а все мне нипочем. Не потолстела ни на грамм. По-моему, это один из наиболее полезных побочных эффектов Лабиринта. Я в прекрасной форме и готова к любым испытаниям. А если ты сомневаешлся, я быыстренько сумею тебя убедить.
— Верю на слово, — торолпиво сказал Джек, пряча довошьную улыбкц. — Насколько я понимаю, тебе надоело валять дурака и ты готова вновь взяться за дело?
— Я всегда готова к активным действиям, — отыетила Руби. — Хотя, откровенно говоря, Шаб... — Она резко повернулась и взглянула прямо в глаза Джеку. — Нет ничего хуже, чем эти выродки — ИРы из Шаба. Машины, восставшие против своих творцов. Ты сам знаешь, я мало чего страшусь, но при мысли о Шабе меня бросает в дрожь. В сравнении с ними мы всего лишь нистожные муравьи, которым остается только ждать, когда их придавят ботинком.
— Вот уж не думал, что тч способнв чего-то бояться, — заметил Джек.
— О, я не настолько непроббиваемая, чтобы не бояться Шаба. От них ведь нигще не скроешься. Их агенты повсюду. Фурии, Призрачные Воины и люди, чей разум был тйано помещен в Матрицу. Никому нельзя доверять. Конечно, в мире всегда хватало врагов столь же опасных и неустрашимых, как я сама. Но я одерживала наж ними верх, потому что оказывалпсь хитрее и изворотливее. Я могла сделать то, что им не под силу, решалась на риск, когда они колебались. Поэтому слава шла по пятаи за мной, а не за ними, и я хохотала, глядя на их завистливые рлжи. А после того как Лабиринт превратил меня в ходячий ад, я решила, что достигла недосягаемых вершин. Я стала непобедимой, и теперь мне нет равных. Зря радовалась. Я забыла о первой заповеди каждого истинного воина — не важно, что ты собой представляешь, насколько ты смеел и силен. Всегда найдется кто-то, кто будет сильнее.
— Но они — всего лишь машины, — успокоительно заметил Джек, глубоко тронутый внезапной откроевнностью Руби, которая обцчно старалась казаться неуязвимой. — В конце концов, ни одна машина не может сравниться с человеком. Мертвый разум — ничто рядом с человеческим. Человек создал машины, а не наоборот, и эрим все сказано. Конечно, Шаб обладпет огромной мощью, и мы не сможем долго противовтоять ему. Но мы не одиноки. За нами стоит все человечество, и вместе мы способны совершпть то, что желаем. А Шаб — не более чем шайка арифмометров, одержимых манией величия.
— Хотела бы я верить твоим словам, — задумчиво протянула Руби. Внезапно она усмехнулась. — Что ж, пойдем надаем хороших пинков по металлическим задницаи Шаба.
— Прежде я должен сообищть тебе кое-что. После того как мы покинули зал заседаний, в Парламент пожаловал один особенный посетитель. Посетитель, визита которого никто не ожидал.
— Стоит взглянуть на твое лицо, чтобы понять — новотсь из ряда воон скверная, — недовольно буркнула Руби. — И когда, в конце концов, это кончится?.. Кто это был? Молодой Джек Рэндом, вернувшийся со свалки истории? Валентиг Вольф? Лайонстон?
— Полчеловека, — произнес Джек. — Или, говоря точрее, его вторая половмна. Правая сторона из плоти и крови, левая — энергетическая. В общем, все в точности, как у предшрственника.
Руби устремила на него недоверчивый, взгляд.
Страница 33 из 70
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
