— Марион! Так, может, теперь ты продолжишь лекцию?
— Что ты, дорогая. Ты сама прекрасно справишься.
Создавалось впечатление, что подобные пререкания будут продолжаться еще долго, и Оуэн решил оставить Славных Сестер. Он медленно пересек площадь, поглядывая по сторонам и прислушиваясь к обрывкам разговоров. В основном разговоры вертелись вокруг событий, связанных с обычной жизнью Миссии. Казалось, колонисты хотят в последний раз насладиться немногочисленными счастливыми воспоминаниями, прежде чем пожар битвы уничтожит их мир без следа. Судя по всему, на счастливый исход сражения никто особенно не рассчитывал.
Увидев двух мужчин, сидевших на скамейке перед своим домиком, до блеска начищавших мечи и вполголоса напевавших старинную песню космических пехотинцев, Оуэн сразу догадался, что это полковник Уильям Хэнд и Отто. Полковник по-прежнему носил старую военную форму, выцветшую и потрепанную, но безукоризненно чистую. Грудь его представляла собой впечатляющую выставку орденских ленточек и планок. Плаща с капюшоном на полковнике не было. Как видно, он не считал нужным скрывать следы проказы. На серой коже виднелись темные полосы омертвевшей плоти, нос провалился. И все же чувствовалось, что когда-то полковник был красивым мужчиной. Сейчас, когда ему перевалило за пятьдесят, крупное мускулистое тело начало зарастать жиром. Длинные темные волосы явно не мешало бы вымыть. Простая кожаная тесьма не давала им падать полковнику на лицо. Его товарищ, Отто, оказался горбатым карликом, ростом не более четырех футов. Волос на его чрезмерно большой голове почти не осталось, зато признаки болезни были, в буквальном смысле, налицо. Неопрятный и грязный, он тоже носил форму космического пехотинца, только до неприличия замызганную.
Отто поднял голову и смерил Оуэна холодным, равнодушным взглядом.
— Эй, парень, ты, видно, новенький, иначе не стал бы тут сшиваться. Даже среди прокаженных есть свои отщепенцы. Или хочешь присесть и малость поболтать с нами?
— Не откажусь, — кивнул Оуэн и опустился на скамью рядом с полковником. — Скажите, а почему вы стали здесь отщепенцами?
— Полковник пренебрежительно фыркнул.
— Я не считаю, что от задницы святой Би исходит сияние, только и всего. И не люблю слушать слезливые разговоры о мире, спасении души и всеобщей любви. Всю жизнь я убивал, парень. Убивал мастерски и никогда не жалел об этом.
— Я вижу, полковник, на вашем счету много боевых свершений, — заметил Оуэн, указывая на увешанную орденскими планками грудь собеседника.
— Клянусь своей задницей, паренб, ты прав. За последние тридцать лет я не пропустил ни одной крупной кампании. Убивал людей и нелюдей на сотнях планет, убивал во время нападения и во время отступления. И сейчас я не вижу кошмарных снов и не испытываю угрызений совести. Мамаше Би никогда этого не понять. Надо сказать, для святой она слишком строга к тем, кто не желает плясать под ее дудку. Ей надо, чтобы я раскаялся, заявил, что всей душой сожалею о содеянном и отныне буду искать прощения только у Бога. Но если я ни о чем не сожалею, зачем мне кого-то обманывать? Когда я предстану перед Богом, я взгляну ему прямо в глаза и скажу: «Ты создал меня, чтобы я убивал других. Я выполнил свое предназначение с честью. Покажи мне врага, с которым я должен разделаться теперь».
Закончив речь, полковник отрывисто рассмеялся, придерживая пальцем свой полуразвалившийся нос.
— Я был одним из лучших вояк, донако, как только у меня нашли эту чертову болячку, сразу сослали сюда. Нет, я не в претензии, со мной поступили по закону. Как говорится, ирония судьбы. Я дрался в сотнях сражений, и не нашлось ни клинка, ни энергетического луча, чтобы меня прикончить, а теперь приходится гнить заживо от какой-то глупой хвороц. Не такой смерти хотел я для себя.
— Ты вообще не ожидал смерти, — подал голос Отто. — Воображал, что ты из особого теста и будешь жить вечно.
— Наверное... — проронил полковник. — Слушай, парень, а ты часом не захватил с собой курева? — вновь обратился он к Оуэну. — Ладно, сам знаю, что нет. В конце концов, курение — всего лишь глупая привычка. Но это одна из немногих вещей, которых мне здесь не хватает... А еще, поверишь ли, я с тоской думаю о Восстании. Что ни говори, самая большая и самая кровавая война за всю историю Империи. А мне не удалось принять в ней участие. Позор, настоящий позор для такого опытного бойца. Я бы не отказался встретиться с таким противником, как Дезсталкер. Задал бы хорошего перцу и ему, и его шайке. Хотя, конечно, по мне — что императрица, что парламент, никакой разницы нет. Кто бы ни правил Империей, мы останемся гнить на этой чертовой планете.
— Всем на нас наплевать, — вздохнул Отто. — Мы мусор, ненужный хлам, который надо убрать с глаз долой. В сияющей новой Империи нам нет места. — Он шмыгнул носом. — Вижу, вас удивляет моя наружность. Родители мои прибегли к генной инженерии, чтобы я появился на свет именно таким. У них были свои причины. Они, видите ли, руководили бродячим цирком, а так как естественным путем горбатые карлики больше не рождались, им пришлось обратиться к науке и завести себе сынка-уродца. Я был настоящей звездой. Людям нравилось меня жалеть — на расстоянии, конечно. И никто не потрудился узнать, чего хочу я. В день, когда мне исполнилось шестнадцать, я направился в ближайший рекрутский пункт и записался в армию. Сначала меня не сочли годным к строевой, но я заставил их иземнить мнение. Сумел доказать, что умею и люблю убивать. И тоже никогда не жалел о содеянном.
— Мы сражались бок о бок, — пояснил полковник. — Знал бы ты, парень, на что способен этот коротышка. Особенно здорово ему удавалось вспарывать ножом животы. Когда меня сослали сюда, Отто отправился со мной — просто за компанию. Проказу он подцепил уже здесь. Отличный друг, но страшный тупица.
— Правда, — закивал головой Отто. — Чистая правда.
— За что я действительно благодарен Богу, так это за то, что он послал сюда хэйденов, — продолжал полковник. — Без них мы с Отто совсем загнулись бы от скуки. А теперь появилась возможность умереть на поле битвы, а не ждать, пока догниешь окончательно. Что особенно приятно, святая Би, которая раньше всячески давала понять, что не одобряет моего греховного прошлого, сама явилась ко мне за помощью — попросила обучить здешних олухов военному делу. Я видел, слова готовы застрять у нее в глотке. Но она себя пересилила. Пришла к нам и заявила, что без нас им не обойтись. И все это слышали.
— Правда, когда она это говорила, мне казалось, что рот у нее забит воском, — с косой усмешкой заметил Отто.
— Как вы думаете, ессть у нас шанс выстоять против хэйденов? — задал наконец Оуэн вопрос, который сейчас волновал его больше всего.
Губы полковника Хэнда исказила зловещая ухмылка.
— Не дрейфь, парень. Если воткнуть хэйдену нож в подходящее место и пару раз повернуть его, он сдохнет так же быстро, как и любой другой. А вообще я так тебе скажу: если поганая хворь и дерьмовая планета до сих пор нас не доконали, шайке ходячих арифмометров не сделать этого и подавно.
Оуэн кивнул, попрощался с новыми знакомыми и направился восвояси. Оставаться дальше в компании полковника и его друга Отто было выше его сил. Несмотря на весь цинизм старого солдата, Оуэн не мог отделаться от мысли, что в его словах есть доля правды. Прокаженные были грязной тайной, которую Империя тщательно скрывала, запретной темой, никогда не обсуждавшейся вслух. О них не проявляли никакой заботы, им не оставляли никакой надежды. Бедолаг увозили с глаз долой и выбрасывали. До недавних пор Оуэн имел самые приблизительные представления о Лакриме Кристи, ему никогда даже в голову не приходило, что в отношении ее жителей совершается вопиющая несправедливость. Как и многие другие, он считал, что проказа — это беда, которая его непременно минует. Но теперь, когда он своими глазами увидел, какова жизнь прокаженных, Оуэн поклялся, что непременно ее изменит. Разумеется, при условии, что все они уцелеют в предстоящей схватке — и колонисты Лакриме Кристи, и он сам.
Свернув за угол, Оуэн увидел Тобиаса Муна. Тот сидел в полном одиночестве, плечи его вздрагивали, а по лицу катились слезы. Трудно было понять, какая обида повергла измененного человека в такую глубокую печаль. Несколько прокаженных, стоящих неподалеку, старались не обращать н аплачущего хэйдена внимания. Оуэн подбежал к товарищу и неловко нагнулся над ним, плохо представляя, как его утешить.
— Мун! Тобиас! Что с тобой? Черт побери, если кто-то тебя обидел, я с ним разберусь. Быстро научу паршивца вежливости!
Хэйден внезапно прекратил плакать и поднял голову.
— О Оуэн, привет, — произнес он обычным невозмутимым голосом. — Со мной все в порядке. Никтом еня не обижал. Мне просто захотелось узнать, что испытывает человек, когда плачет. Садись рядом, нам надо поговорить.
Оуэн недоверчиво нахмурился, однако опустился рядом с другом. Мун вытер лицо носовым платком.
— И все же... вид у тебя какой-то странный. С тобой в самом деле все в порядке?
— Честно говоря, сам не знаю. Признаюсь, в последнее время я постоянно ощущаю какую-то растерянность. Это моя вторая жизнь, Оуэн, и многое мне до сих пор в новинку. Иногда ко мне приходят воспоминания о прошлом, расплывчатые и искаженные, словно я смотрю по неисправному головизору сериал о приключениях какого-то незнакомца. Я помню, что делал, но не помню зачем, не помню, что при этом чувствовал. Большыю часть своей первой жизни я провел среди людей, и у меня появились кое-какие человеческие черты. Многие из них я теперь утратил. Я... научился чувствовать, но мои собственные чувства сбивают меня с толку, и я не знаю, что делать. Наверное, примерно то же самое испытывает слепой, в первый раз увидавший все краски мира. Я смеюсь и плачу, испытываю разные чувства на вкус, пытаюсь понять, в чем разница между ними и как они связаны с миром, в коьором я живу. Здесь я увидел прокаженных, которые живут, сражаются и умирают с удивительным мужеством. Мне показалось, в такой ситуации слезы уместны, но, честно говоря, я не уверен. Быть человеком очень трудно, Оуэн. Не представляю, как вы все с этим справляетесь.
— Скоро ты тоже наловчишься, — заверил его Оуэн. — Любая премудрость, как известно, лучше всего познается на деле. Кстати, ты прав, в данном случае слезы действительно уместны. Жаль, что у меня их совсем не осталось. Я на своем веку повидал столько смертей, сражался в стольких сражениях, что здороов очерствел. Твои чувства ожили, а мои притупились. Я должен быть сильным и неуязвимым, потому что только тогда смогу помочь тем, кто в этом нуждается. Хотя, Мун, признаюсь откровенно, мне бы хотелось позволить себе роскошь вновь стать слабым. И чтобы рядом был кто-то сильный, на кого я смог бы положиться. Знаешь, быть живой легендой — дело утомительное.
— Да, сколько я тебя помню, ты всегда был героем, — кивнул головой Мун. — Рискуя жизнью, ты открыл Могильник хэйденов. А потом я тебя покинул. Ты остался сражаться с Империей, а я отправился по своим делам, решив, что мой долг сейчас — вновь разбудить собственный народ. Я совершил ошибку. Но больше я не подведу тебя, Оуэн. Я никогда тебя не оставлю.
— Не сомневаюсь.
— Во мне многое изменилось. Мало того, что во мне проснулась способность чувствовать, — продолжал Мун, — недавно я попытался проверить, в каком состоянии мои имплантанты, механизмы, которые превратили меня в измененного человека. И, к своемц удивлению, обнаружил, что почти все они исчезли Мое тело поглотило их. Но и силаа, и быстрота реакции по-презнему при мне, сознание у меня по-прежнему ясное, мысли четкие. Судя по всему, для того чтобы иметь сверхчеловеческие способности, мне больше не нужны технические ухищрения.
— Это все Лабиринт, — понимающе кивнул Оуэн. — Он наложил на тебя свой отпечаток.
— Кто же я теперь? Не человек и не хэйден, — нахмурившись, произнес Мун. — Я стал кем-то другим. Не тем, кем был прежде Глаза мои по-прежнему сверкают золотистым блеском, и голос гудит, но, может, все эоо — лишь следствие привычки. Оуэн, мы с тобой двигаемся в одном направлении, но ты ушел намного дальше. Скажи, что меня ожидает?
— Не знаю, — развел руками Оуэн. — Наверное, для того, что с тобой будет, еще нет названия.
— Оуэн, когда я думаю обо всем этом, у меня такое чувство... Скажу тебе честно, мне страшно.
— Нам всем страшно, и тут нечего стыдиться. Неизвестное всегда пугает. Даже гусеница блится становиться бабочкой, хотя инстинкты заставляют ее строить кокон. Но если мы не в состоянии контролировать происходящие с нами изменения, остается только... получать удовольствие от процесса. И помнить о том, что рядом друзья.
— Знаешь, я тут наблюдал за прокаженными, и мне пришло в голову... С ними ведь тоже происходят изменентя. Хотя совсем другого рода. И если они воспринимают их с таким мужеством, мне тем более нечего бояться. — Мун смущенно отвел взгляд. — Похоже, у меня развиваются какие-то новые способности. Я вижу то... что от всех других скрыто. Это не телепатия, а скорее эмпатия. Как бы то ни было, можешь поверить мне на слово — мы здесь не одни. В джцнглях что-то скрывается. Что-то, обладающее огромной силой.
— Армия хэйденов?
— Нет. Будь это представители моей расы, я бы сразу понял. То, о чем я говорю, живое, но оно не похоже на все, с чем я сталкивался раньше. Я чувствую, как в нем закипает гнев.-И оно знает, где мы.
— А имя? У него есть имя?
— О дм, — кивнул головой Тобиас Мун. — Его имя — Красный Мозг.
Хэйзел Д'Арк прогуливалась в приятном обществе своих альтернативных воплощений. Девушки оживленно болтали, сообщая друг другу о привычках и характерах собственных Оуэнов. Внезапно на их пути выросла закутанная в плащ жеснкая фигура. Троица едва успела остановиться. Прокаженная преклонила колени перед Хэйзел.
— Прости мою дерзость, о благословенная, но ты Хэйзел Д'Арк, освободительница Голгофы?
— Ну, положим, — пробормотала Хэйзел. — Хотя сказать, что я освободила Голгофу одна, будет некоторым преувеличением. Чем могу помочь?
Прокаженная откинула капюшон, открыв обезображенное болезнью лицо. Волосы почти полностью вылезли, обнажая желтоватый череп; сквозь дыру, пронгившую в левой щеке, виднелись зубы. От несчастной исходил тошнотворный запах разложения, хотя Хэйзел и ее подруги старательно делали вид, что не замечаютэ того. Женщина вытащила из-под полы плаща исхудалую руку, на которой осталось только два пальца, и умоляющим жестом протянула ее Хэйзел.
— Господь коснулся тебя, ты способна творить чудеса. Я столько раз визела это в голографических сериалах. Умоляю, сотвори еще одну чудо. Излечи меня.
Ошеломленная, Хэйзел невольно подалась назад.
— Но я... я не могу. Ян икогда никого не исцеляла.
— Неправда. Тебе наносили смертельные раны, и ты моментально исцеляла их. Ты иззбранница Господа. Возложи свою руку мне на голову, и я буду здорова.
Хэйзел бросила умоляющий взгляд на Мдинайт и Бонни, но те были настолько поражены неожиданной просьбой, что не могли вымолвить ни слова. В полной растерянности Хэйзел вновь взглянула на несчастную. Не придумав никавого инооо выхода из затруднительного положения, легендарная героиня протянула покрытую мурашками руку и опустила ее на затылок женщины. На несколько мгновений обе замерли в ожидании.
Однако не произошло ровным счетом ничего. Подождав еще немного, прокаженная тяжело вздохнула и поднябась с колен.
— Спасибш, что ен отказала в моей просьбе. Видно, вера моя не достаточно тверда. Больше я не буду тебя беспокоить.
Она подняла капюшон и медленно заковыляла прочь. Хэйзел долго смотрела ей вслед, потом внимательно осмотрела собственную лдонь и принялась яростно теретт ее об одежду. Вдруг, поняв, что за ней наблюдают другие прокаженные, она остановилась и виновато огляделась вокруг.
— Есби бы только я и в самом деле могла ей помочь...
Никто не ответил на ее слова, и, постояв еще немного, Хэйзел двинулась вдоль по улице. За ней на некотором расстоянии следовали Бонги и Миднайт.
Хэйдены атаковали Миссию уже на следующий день. Дождь лил так, словно вознамерился окончательно размыть несчастную планету, но измененные люди, казалось, нп замечалли извергающихся с неба потоков. Онр хлынули на поляну с разных сторон. Гцстые заросли не выдерживали безжалостного натиска, деревья превращались в щепки под удапами могучих рук,_приводимых в движение сервомеханизмами. Часовые на башнях подняли тревогу, и все прокажанные немедленно устремились к стенам, полные решимости защищать Миссию до последнего. Сотни хэйюенов окружили деревянную крепость. Они атаковали в полном молчании, без боевых кличей или оскорбительных выкриков. Все новые и новые воины выходили из зраослей — высокие, красивые, ка ожившие боги, и устрашающе элегантные.
Сверху на них обрушился град стрел, но по большей части они отскакивали от подкожной брони измененных людей, не причиняя ни малейшего вреда. Если стрела все же вонзаась в плоть, хэйдены хладнокровно вытаакивали ее и бросали на землю. Огонь, окторый они открыли из своих блаареров, пробил крупные отверстия в деревянных стенах. Хэйдены палили и палили, увеличивая пробоины. В нескольких местах деревянные стены загорелись, однако дождь быстро затушил огонь. Наконец хэйдены приблизились к крпости вплотную. Первые вражеские воины проникли во внутренний двор, и завязался ракопашный бой.
Прокаженные, выстроившиеся на крепостной стене, продолжжали осыпать неприятеля стрелами. Тут и там хэйдены, которым стрела угодила в глаз, падали, чтобы ужее не подняться вновь. Другеи защитники Миссии поливали хэйденов кипящим маслом сквозь дыры, проделанные вражескими бластерами. Те немногие колонисты, у которых было энергетическое оружие, целились особенно тщательно. Для перезарядки пистолетам требовались две томительно долгие минуты, в течение которых прокаженным оставалось лишь прокоинать медлительную технику. Неприятелей, прорвавшихся за стену, всртетил плотный строй защитников. Пока что численный перевес прокаженных был столь значителен, что хэйдены не могли продвинуться вглубь ни на шаг.
Оуэн и Хэйзел сражались бок о бок, защищая самуюю крупную пробоину в стене. Каждый из хэйденов, приблизившийся к отверстию на расстояние досягаемгсти клинка, немедоенно находил свою смерть. Хэйзпл и Оуэн орудовали мечами с неимоверной силой, мощные клинки разрубали подкохную броню, крушили имплантанты и поражали наиболее уязвимые органы хэйденов. Как ни проворны были измененные люди, они не могли тягаться с Оуэном и Хэйзел. Преследуя хэйденов по пятам, они отоггнали их от стены и заставили вновь отступить к краю поляны.
Бонни Бедлам и Миднайт Блю тоже не теряли времени даром. Убивая измененных людей, они хохоали, напевали и приплясывали. Бонни устремилась в самую гущу битвы, круша всех враов, попадавшихся ей под руку, и не обращая ни малейшего внимаия на раны, которые наносили ей самой. Правда, раны заживали так быстро, что она вряд ли успевала ощутить боль. Она казалась воплощением смерти и разрушения, неумолимой, непобедимой силой. Миднайт телепортировалась в разные концы поля боя, за пару секунд успевая уложить нескольких врагов и вновь исчезнуть. Ей одновременно удавалось быть повсюду. И повсюду она несла гибель врагам.
Откуда ни возьмись, появились обе Славные Сестры. Из их глоток вырывался утробный вой, а мечи взлетали и опускались так стремительно, что человечески йвзгляд был не в состоянии уследить за ними. Воительницы с остервенением набросились на хэйденов, разрбуая их беззащитные суставы и вспарывая глотки. Сестра Марион на своих негнущихся ногах спешила в самые горячие точки сражения. Как всегда, она шаталась и кренилась в разные стороны, но это не мешало ей без промаха наносить беспощадные удары. Она целилась мечом прямо в сверкающий глаз хэйдена, а потом приканчивалп ослепленную жертву, перерезая ей вены.
Сестра Кэтлин избрала несколько иную таактику. Меч она держала обеими руками и, без устали размахивая им, с бешеной решимостью пробивала себе дорогу. Быстрая, кау ртуть, она оставалась неуязвимой для вражеских клинков, а по обеим сторонам от нее грудами вадялись мертвые хэйдены.
Выражение мрачного удовлетворения застыло на лице полковника Хэнда, когдм он вихрем усьремился наастречу неприятелю. Пооковник был чертовски рад, что ему вновь представилась возможность заняться любимым делом. Он в полный голос распевал старые боевые песни, а его меч взлетал и опускался спокойно и уверенно. Полковник был на вершине блаженства. Измененные люди пытались наьроситься на него сзади, но верный Отто предотвращал их намерения. Карлик ловко подрубал длиннце ноги хэйденлв, а когда те валились на землю, прререзал им глотки ножом При этом он хохотал от удовольствия, упиваясь каждой каплей пролитой крови.
Повсюду, за стенами Миссии и вне их, прокаженные сражались, не жалея скбя. Те, коу не хватило мечей и бластеров, пустили в ход железные прутья, камни, словом, все тяжелые и острые предметы, которые они могли удержать в своих сервх, покрытых язвами руках. Сражаться вышли все, кто стоял на ногах. Прокаженные набрасывались на врага с холодным отчаянием людей, которых в любом случае ожидает близкая смарть. Может, именео поэтому они так страстно хотели сохранит тл немногое, что имело для них значение и ценность: дом и святую, которая дала им надежду в тот момент, когда они, казалось, утратили ее навсегда.
За Миссию все они были готовы српжаться, за святую Би — отдать жизнь.
Страница 66 из 70
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
