Саймон Грин. Охотник за смертью: Судьба

«О господи, Руби. Я так тебя любил».
Теперь он слышал стук собственного сердца, отдававшийся в ушах как медленный бой похоронного барабана. Ног Рэндом почти не чувствовал, но продолжал держаться прямо и двигался исключительно благодаря силе воли. Решив умереть, он выбрал место своей смерти и не мог допустить, чтобы слабость собственного тела ему помешала. С Каждым шагом голова опускалась все ниже, а кровь сочилась все гуще, словно остатки вина со дна недопитого бокала. Теперь ему казалось, будто он идет не один. Коридор заполнили призраки. Александр Шторм, снова молодой и красивый, прошел часть пути рядом с ним, и они простили друг другу все. Потом Шторм исчез, а на его месте появился моллодой Джек Рэндом, с ослепительной улыбкой.
«Я была лучшим Джеком, чем ты сам», — сказала фурия. Рэндом бросил хмурый взгляд на машину и оставил ее позади. Его жены кивали ему с порогов дверей, мимо которых он проходил. В свое время ему следовало бы уделять им больше внимания, но тогда он знал, что они выходили замуж за легенду, а не за человека. И наконец рядом с ним появился Оуэн Охотник за Смертью.
«Нам следовало погибнуть во время восстания, Джек. По крайней мере, тогда наша смерть имела бы какое-то значене».
Когда Джек Ржндом подошел к двери винного погреба, он снова осталс один. Он уже попрощался со всеми. Кроме единственного человека, прощание с которым имело особое значение. Он вошел в погреб и закрыл за собой дверь. В последний раз. Мертвая Руби Джорни по-прежнему лежала на полу. Джек прислонился к двери.
«Привет, дорогая. Вот я и вернулся», — сказал он. А может, подумал. Последние силы покинули его, и Рэндом рухнул на холодный каменный пол. Он ощутил падение, но боли не было.
— Руби. Тебе не придется уходить в темноту одной. Я здесь.
Оставляя за собой на холодном полу кровавый след, Джек медленно пополз вперед и, почти добравшись до цели, потянулся, чтобы взять ее руку в свою. Но не успел.
Прежде чем их пальцы соприкоснулись, он умер.

ГЛАВА 6
КОРОЛЕВСКАЯ СВАДЬБА

Обычно свадебным торжествам придается особое значение. Считается, что в такой день мужчина и женщина соединяются, дабы любить, почитать и заботиться друг о друге до последнего вздоха или пока не погаснут звезды. Согласно древнему ритуалу, они приносят торжественные обеты, каковые должны оставаться нерушимыми до самой их кончины. Или, во всяком случае, до развода.
Но если такое значение придается бракосочетанию обычных людей, то сколь же значимой должна была казаться свадьба тех, кому в тот же день предстояло короноваться королем и королевой (императорский титул как напоминание о тирании Парламент упразднил) и быть конституционными монархами миллиардов мужчин и женщин, на тысячах миров Империи. Двойному торжеству предстояло стать важнейшим историческим событием, и, естественно, в его подготовке учитывались не столько личные интересы жениха и невесты, сколько соображения высокой политики.
Голгофа ждала свадьбы с лихорадочным нетерпением. Все мало-мальски значимые лица должны были лично присутствовать на торжестве, а ход церемонии предполагалось транслировать на голографические экраны всех планет Империи.
Улицы были забиты ликующими толпами, повсюду звучали здравицы молодым, а портреты царственной четы порой можно было увидеть в самых удивительных местах. Впрочем, если монаршие образы использовались и не совсем кстати, и без должного разрешения, это свидетельствовало лишь о желании всех и каждого ощутить свшю причастность к историческому событию. Со всех концов Империи в адрес молодых поступали подарки, клторые, после тщательной проверки на наличие взрывчатки и прочих неприятных сюрпризов (увы, недоброжелатели могут найтись у кого угодно) складывали в трех специально отведенных помещениях под надежной охраной.
Ход подготовки к свадьбе и коронации вчтеснил с голографических экранов все прочие новости. Что было и к лучшему, ибо порадовать зрителей чем-то еще репортеры не имели возможности. Информация поступала исключительно тревожная. «Возрожденные» и флот Шаба неуклонно приближались к Голгофе, а сведения о первых столкновениях «Последнего Оплота» Охотников за Смертью и маленькой эскадры Дианы Вирту с кораблями Искусственных Разумов отнюдь не внушали оптимизма. На множестве планет люди упорно сопротивлялись натиску гренделиан, фурий, воинов-призраков и насекомых. И хотя недостатка в примерах самоотверженности и героизма не было, враги человечества имели явное преимущество.
Неудивительно, что в таких обстоятельствах Парламент принял решение провести церемонию на неделю раньше. Это решение было призвано отвлечь народ от печальных событий и, надо сказать, вполне себя оправдало. Уставшие от страха люди были рады возможности забыться в суете праздничных приготовлений. На руку оказалось и то, что в данном случае речь шла не просто о династическом союзе, а о браке по любви. Все знали о взаимной привязанности Роберта и Констанции. Предыдущего претендента на ее руку, пропавшего без вести и предположительно погибшего Оуэна Охотника за Смертью, почти не вспоминали. Разве что ворчали, что хваленого героя угораздило исчезнуть именно тогда, когда человечеству позарез требовалась его помощь.
Разумеется, не обходилось без попыток испортить праздник воплями о конце света и неминуемой гибели, но новоявленных пророков мало кто слушал. Людям, в подавляющем большинстве, очень хотелось хоть ненадолго забыть о неприятностях.
Все сошлись на том, что, с точки зрения престижа, самым подходящим местом для проведения церемонии будет зал Парламента.
Уже в десять утра, за добрых четыре часа до официального начала церемонии, в фойе перед Парламентом было не протолкнуться. Здесь собрались все, кто хоть что-то представлял собой на Голгофе, и каждый из этмх людей был исполнен решимости, как только стража распахнет тяжелые двойные двери, первым ворваться в зал и занять место получше. Попытка распределить места заранее едва не привела к бунту, поэтому организаторы решили пустить все на самотек. Разумеется, принв меры для того, чтобы споры за лучшие места не перерастали в побоища. Всем приглашенным категорически запрещалось являться с оружием, а фойе было наводнено суровой стражей. Разумеется, гости обменивались яростными, язвительными репликами, но стоило приблизиться охране, как на злобных физиономиях появлялись вымученные улыбки. Все знали, что нарушителей спокойствия приказано без церемоний вышвыривать вон, а оказаться за дверью не хотелось никому.
Лица собравшихся становились еще более учтивыми и любезными, как только они замечали наведенные на них голографические камеры. В конце концов все эти люди пришли сюда не только посмотреть на короля с королевой, но и показать себя. Они мечтали оказаться замеченнымр. В первую очередь, конечно, замеченными августейшей четой. Что ни говори, а такая мелочь могла открыть блестящие перспективы и положить начало головокружительной карьере.

А по другую сторону запертых двойных дверей, в зале Парламента, царил хаос. Если не сказать хуже. Перенесение свадьбы на неделю виеред напрочь выбило организаторов из графика, и теперь все прилагали героические усилия, чтобы поспеть вовремя. Попасть в чуебники истории под именем растяпы, котоиый в столь светлый праздничныц день подвел королевскую чету, не улыбалось никому: в данном случае на кон ставилась деловая репутация. Метрдотели честили в хвост и в гриву официантов, повара раздавали подзатыльники поварятам: все орали, топали ногами, носились тудасюда, хватались за сердце и горстями глотали успокоительные снадобья. Крайними, как всегда, оказывались работники самого низшего звена, им доставалось больше всех. Те, в свою очередь, или бились в истерике, или, наплевав на все, прятались в туалетах и нервно курили.
На кухнях требовали продуктов, но прибывавшие каждые десять минут контейнеры с провизией надолго застревали в боксе службы безопасности, где проходили проверку на взрывчатку, вирусы и еще черт знает на чтт. Шеф-повара рыдали, грозились и умоляли ускопить доставку хотя бы основных продуктов, но в ответ слышали, что безопасность превыше всего. Один из официальных дегустаторов королевских блюд едва не вызвал всеобщую панику, пожаловавшись на боль в груди, но вскоре выяснилось, что то была всего лишь одышка.
Но, несмотря на вче задержки, работа кипела. Впечатляющие туши животных медленно поворачивались на вертелах, в то время как целые плантации зелени и горы овощей размельчались, шинковались, нарезались соломкой, кубиками и еще черт знает как. Кондитеры, серьезного вида люди в дурацких колпаках, фантазировали вовсю, сооружая невероятныа торты и композиции из сластей. Прозрачные супы и холодные вина томились вбочках. Сотни живых рыб плавали в садках, нервно дожидаясь своей очереди на сковородки. Жара в кухнях стояла нестерпимая, шум ужасающий, а смешанные запахи были настолько сильны, что слабый человек мог бы надышаться допьяна. Мастер ледяной скульптуры выуживал из недр огромного холодильника свои изысканные творения, понося помощника за то, что того именно в такой день угораздило свалиться с простудой.
В самой Палате толпа советников всех мастей и рангов, стараясь перекричать друг друга, высказывала свои, зачастую взаимоисключающие, соображения по вопросам протокола, традиций и этикета. Споры велись с таким жаром, что сотрудникам службы безопасньсти приходилось то и дело разнимать слишком разгорячившихся ревнителей ритуала. И это притом, что они еще не приступили к порядку представления наиболее важных гостей свежеиспеченной августейшей чете.
Подружки невесты, двадцать четыре прелестные юные леди благороднейшего происхождения, окутанные облаками пенистого розового шифона, совершенно одурев от нескончаемых репетиций, сбились в углу в стайку и на глазах у всех демонстративно напились. Этих девиц отобрали по жребию из разнях кланов: участие в церемонии в такой роли считаломь высокой честью. (По традиции, подружки невесты должны были подбираться из семей невесты и жениха, но поскольку клары Вульфов и Кэмпбеллов не так уж давно с упоением занимались взаимоистреблением, семьи проявили такт и дружно позабыли о данном обычае.) Когда подружек невесты только выбрали, все они были в восторге от того, что им предстоит участвовать в таком знаменательном событии. Но долгие дни бесконечной муштры и натаскивания в медленных церемониальных танцах изменили их отношение к происходящему. Юные аристократки больше привыкли отжавать приказы, чем повиноваться. Им очень не нравилось, что на них повышали голос, когда что-то получалось неправильно. Но они прекрасно понимали, что, вздумай они пойти на попятную, их семьи свернут им шеи. Девушки в пику излишне придирчивому танцмейстеру стали черпать утешеник в украденном с кухонь шампанском и попытках заигрывать с охранниками. Правда, все они при этом держались в определенных рамках.
Да и как могло быть иначе, если все присутствующие прекрасно осознавали, что находятся под бдительным надзором Шантелль, распорядительницы церемоний.
Шантелль получила эту работу отчасти потому, что все знали, что она хорошо с ней справится, отчасти потому, что никто другой не хотел за нее браться. Но главным образом потому, что никто не мог ей отказать. Эта особа, не принадлежавшая ни к одному из кланов и не примыкавшая ни к какой клике, уже очень давно представляла собой самостоятельный и весьма существенный элемент светской жизни. Она принадлежала к особого рода знаменитостям. Она была известна тем, что ее знали все. Ни олин званый вечер не обходился без Шантелль: искрящейся, смеющейся и рассыпающей повсюду двусмысленные остроты. Ее колкие шуточки и умение осадить коо угодно вошли в легенду. Ни один человек не мог считать себя по-настоящему принятым в обществе, пока он не удостоился внимания Шантелль. Она являлась одной из тех таинственных особ, которые всегда раньше всех узнают все обо всех, и горе было тому, кто по излишней самоуверенности или недальновидности навлекал на себя ее неудовольствие. Но язвительность и острый язык отнюдь не мешали ей оставатсья душой любой компании: самый искренний смех всегда слышался именно оттуда, и самые оживленные, непринужденные беседы велись именно там, где находилась она.
За Шантелль тянулся нескончаемый шлейф скандалов, однако никакая грязь к ней не приставала. Ей приписывали романы со всеми мало-мальски заметными фигурами во всех социальных сферах. И это косвенно подтверждалось тем, что она была повсюду вхожа и повсюду ползовалась влиянием. Но вот официально Шантелль в брак не вступала, детей (во всяком случае, о которых было бы известно) не имела, и, хотя постоянно находилась на виду, многое в ее прошлом оставалось тайной за семью печатями. Неоднократные попытки журналистов раскопать хоть что-то, заслуживающее внимания, так и не увенчались успехом. Слышали, как Шантелль похвалялась тем, что создала себя сама. Многие в это верили.
Высокая, стройная, изящная, с длинными, медового цвета волосами, она наносила на свою нежную кожу макияж так, чтобы казалось, будто его нет вовсе. Сейчас на ней было надето мерцающее золотистое платье длиной до пола, достаточно смелое, чтобы привлечь голографические камеры, но не настолько броское, чтобы отвлечь внимане от наряда невесты. Ее холодные голубые глаза могли в один миг наполниться как теплым радушием, так и едкой иронией. Широко улыбаясь, она показывала идеальные зубы и смеялась так заразительно, что это никого не оставляло равнодушным. Шантелль была красива, грациозна, остроумна. Все ее обожали. В своих же интересах, ибш пренебрежения эта особа не прощала никому. Она была звездой, и любую попытку затмить ее сияние воспринимала как личное оскорбление.
Короче говоря, то была королева высшего общества, и кому, как на ей, было заняться представдением Империи новой королевы. И конечно же, короля.
Сейчас она энергично порхала по Парламенту, отдавая распоряжения, решая проблемы, успокаивая отчаявшихся и примиряя непримиримых, что удавалось ей исключительно благодаря личным чарам и харизме. Впрочем, где не помогали ни резоны, ни обаяние, Шантелль прибегала к банальному запугивагию: все знали, что ссориться с ней весьма нежелательно.
Ей каким-то образом удавалось вызнать о каждом всю его подноготную, включая самые деликатные подробности. Впрочем, природа высшего общества такова, что властвовать над ним, не зная всего обо всех, просто невозможно. Поговаривали, что у нее имеется тайный архив, хранящийся за всеми мыслимыми запорами и под вооруженной охраной. И уж если такая особа разработала план свадебной церемонии, то помоги Господь со всеми сыятыми тому, кто вздумал бы его нарушить. Одного ее ледяного взгляда было достаточно, чтобы расшалившиеся от шампанского подружки невесты вновь стали паиньками. Споры при ее приближении становились спокойными беседами, а оглушительный шум из кухни стихал, едва она появлялась в дверях. Шантелль была подобна природной стихии, не принимавшей в расчет возражений простых смертных. Если, конечно, эти смертные не были Адриенной Кэмпбелл. Обладавшей силой и яростью в избытке. Адриенна и Шантелль легко управляли всышим обществом, диктуя ему свои условия, обе сияли ярче других благодаря одной лишь неумолимой внутренней силе, но если Шантелль славилась своим положением, то Адриенна приобрела известность своей сверхгордыней. Шантелль возвышалась над равными себе. Адриенна же никогда не признавала, что таковые существуют. Подругами эти женщины никогда не были, но и соперницами тоже. Они имели ряд общих высокопоставленных любовников, но им хватало ума держать рот на замке отншсительно некоторых щекотливых тем. Обе считали, что, чем начинать войну, не имея полной уверенности в победе, куда разумнее, проще, и безопаснее просто улыбаться при встрече, порой целовать воздух, не касаясь щеки другой, и идти своим путем.
Два эти солнца безмятежно светили в небе высшего света в окружении несчетного множества вращавшихся по их орбитам поклонников, пока клан Кэмпбеллов не был подвергнут неожиданному разгрому со стороны клана Вульфов. Уцелевшим Кэмпбеллам пришлось бежать, спасая свои жизни. Муж Адриенны был объявлен вне закона. От нее отвернулись все, кроме кредиторов, которые преследовали ее повсюду. Для высшего света Адриенна перестала существовать, и помогать ей никто не собирался. Шантелль повсюду твердила, что от Адриенны никогда не было никакого толку и от ее отсутствия свет только выиграл. Когда Адриенна, движимая отчаянием и страхом за будущее младших детей, обратилась к ней за помощью, Шантелль рассмеялась ей в лицо и предложила недавней свтской львице отправляться экспресс-маршрутом прымиком в ад.
Но фортуна карризна. Ситуация изменилась, и Азриенна Кэмпбелл снова оказалась в центре внимания. Ее снова принимали повсюду с распростертыми объятиям. Мало того что она оказалась тесно связана со многими видными повстанцами, но еще и являлавь любимой рдственницей будущего короля Роберта. Аристократы, если нужно, способны проявлять удивительную прагматичность. Адриенна снова стала желанной гостьей во всех салонах и на всех приемах. Она была нарасхват и от приглашений вовсе не отказывалась. В кнце концов все в обществе понимали правила игры: не станешь же винить акулу за то, что она ведет себя как акула. Но Шантелль Адриенна почему-то так и не простила. Она считала, что если уж кто-то и дложен был ей помочь, так именно Шантелль.
В конце концов, как и следовало ожидать, обе ежнщины столкнулись лицом к лицу. Они кивнули, обменялись улыбками, и все находившиеся рядом начали потихоньку отступать. Светские дамы смотрели одна на другую, как встретившиеся на безлюдной улице бандиты с оружием в кобурах. Два бдительных охранника благоразумно принялись глазеть в другую сторону. Им платили недостаточно, чтобы участвовать в конфликте Адриенны и Шантелль. Таких денег не нашлось бы во всей Империи. Они находились здесь для того, чтобя решать более мелкие проблемы, вроде нападений вооруженных террористов и вторжений инопланетян. С этим они могли справиться.
Шум в большой Палате почти полностью стих. Все, затаив дыхание, ждали, что же произойдет. И тут обе женщины потянулись навстречу друг другу и с приклеенными улыбками обнялись. Казалось, будто все одновременно издали вздох облегчения: то, что произошло, можно было считать своег рода заключениеем мира. Люди снова заговорили, загомонили, засуетились, забегали, и спустя несколько мгновений в зале вновь воцарился хаос.
— Итак, — сказала Шантелль Адриенне. — Все забыто. Мы снова друзья?
— Мы никогда не были друзьями, — нежно шепнула Адриенна._— И не будем. Я просто не хочу испортить Роберту и Констанции столь знаменательный день. Но уж потом... вссе маски будут сняты. Я позабочусь о том, чтобы ты была полностью уничтожена, Шантелль. Это касается не только твоей репутации, но и всех твоих финансов, до последнего пенни. Когда ты будешь ползать в грязи и клянчить на выпивку, я не снизойду даже до того, чтобы плеснуть тебе помоев.
— Ты всегда воспринимала все слишком близко к сердцу, — промолвила Шантелль, пожимая плечами. — Не пойму, чего ты на меня взъелась: я вела себя точно так же, как все. Ты была наверху, тобой восхищались, потом оказалась внизу, и от тебя отвернулись. Снова взлетела ввысь, и все тебе снова рады. Не я это придумала, так устроено общество. Когда-нибудь даже я могу, на время, выйти из моды. И тогда наступит твой черед торжествовать. Это вопрос стиля, как видишь. Но, опять же, ты со стилем никогда не дружила, не так ли? Я имею в виду, это серебристое платье, которое сейчас на тебе: в приличном обществе такого давно не носят. И вот еще, милочка: постарайся найти денег на новый нос, тебе это по-настоящему необходимо. А сейчас, извини, мне есть чем заняться. Все дела, дела, дела. Кстати, раз уж ты так заботишься о Роберте, так не стоит ли теба заняться его нервами? Я слышала, бедняжка прямо-таки не в себе. Сильно переживает. Правда, после того что случилось на его последней свадьбе, этому удивляться не приходится.
— Ну, ничего, несколько минут он обойдется и без меня. Мне подумалось, что эта маленькая беседа интересна для нас обеих.
— Ты не сможешь навредить мне, Адриенна. У меня есть друзья.
— Нет, никаких друзей у тебя нет. Я готова побиться обз аклад, что у тебя никогда в жизни не было настоящего друга. В лучшем случае у тебя имелись союзники. И вот их-то я и собираюсь тебя лишить.
Шантелль безмятежно улыбнулась.
— Мечтать не вредно, милая. Но имей в виду, может быть, сейчас герои восстания и в чести, но политическая мода преходяща, а реальная власть вечна. И не слишком уповай на свое родство с новым королем. Все может измериться, когда он осознает реальность политической ситуации. А сейчас извини: тут у меня уйма людей, которых нельзя оставить без пригляда, тем более что мы выбиваемся из графика. А Финлея мне было очень жаль.
— Не настолько, чтобы прийти на похороны.
— О, я на дух не переношу похороны. Впадаю от них в депрессию. Эти мрачные фамильные склепы... к тому же черный никогда не был моим цветом. Но Финлея мне действительно жаль.

Страница 52 из 70 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |